В этот день Государь Император Николай II отбыл из Царского Села в Ставку в Могилёв. Этот отъезд оказался полной неожиданностью даже для самого близкого окружения Царя. Флигель-адъютант полковник А. А. Мордвинов свидетельствовал, что «внутреннее политическое положение было в те дни особенно бурно и сложно, в виду чего Государь все рождественские праздники, весь январь и большую часть февраля находился в Царском Селе и медлил с отбытием в Ставку». После убийства Г.Е. Распутина Государь собирался остаться в Царском Селе надолго, вплоть до весеннего наступления. Николай II уезжал срочно, по какой-то важной причине. А.А. Вырубова вспоминала, что накануне отъезда «Государь пришел очень расстроенный». Императрица сообщила ей, что «Государь уезжает», но «ненадолго, что через несколько дней вернется»
23 февраля 1917 г. в 16 часов 10 минут начальник Могилёвского губернского жандармского управления полковник В.И. Еленский направил Директору департамента полиции следующую телеграмму: «Его Величество соизволил прибыть благополучно».
Пятница 24 февраля прошла в Ставке в спокойном, размеренном ритме. Государь посетил свой Штаб и по возвращении оттуда принимал Начальника Бельгийской миссии генерала барона Л.Д. де Риккеля, который передал ему от имени бельгийского короля Альберта высокую награду: военный крест, а также награды для Царицы и Цесаревича.
25 февраля отношение Императора Николая II к происходящим в Петрограде событиям, коренным образом меняется, и он начинает воспринимать их как опасное и не допустимое явление. «Уже с утра, — пишет генерал Д.Н. Дубенский, — в Ставке стало известно, что волнения в Петрограде приняли угрожающие размеры. Толпы появились уже на Невском у Николаевского вокзала, а в рабочих районах, как и вчера, народ требовал хлеба и стремился производить насилия над полицией. Были вызваны войска, занявшие площади, некоторые улицы. Все эти тревожные сведения достигли Могилёва отрывочно, и определённых сообщений о мероприятиях, принятых властями для подавления беспорядков в столице — не было».
26 февраля Государь в 10 часов утра был на Божественной литургии. Во второй половине дня Император Николай II получил телеграмму от генерала С.С. Хабалова, в которой тот сообщал, что в столице идут столкновения войск и полиции с демонстрантами, есть убитые и раненые. По каким-то не ясным причинам, Государь по-прежнему не хотел покидать Ставки. Осознание необходимости своего отъезда с одной стороны, и необходимости оставаться в ставке с другой, были причиной мучительных раздумий Царя. Видимо нервное напряжение было настолько сильным, что во время литургии у Императора Николая II случился сердечный приступ. В письме к Императрице 26 февраля Государь писал: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся ¼ часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы».
Утром 27 февраля генерал М.В. Алексеев сообщил Д.Н. Дубенскому, что ночью пришли известия из Петрограда: в столице «войска переходят на сторону восставшего народа». Во время доклада генерал Алексеев передал Государю телеграмму М.В. Родзянко, в которой тот требовал восстановить работу Думы и «немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мною вашему величеству во вчерашней телеграмме». Известия из Петрограда тяжело подействовали на Государя, который 27-го февраля был «заметно более сумрачен и очень мало разговорчив». Император Николай II приказал генерал-адъютанту Н.И. Иванову двигаться на Петроград с преданным ему воинским отрядом Георгиевских кавалеров.
Поезд Иванова должен был следовать на Царское Село напрямую по Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороге. Туда же должны были следовать императорские поезда, в объезд по нескольким дорогам. Это делалось для того, что, если бы «генералу Иванову пришлось бы задержаться и вступить в бой, он собою не задержал был следование императорских поездов». Так как на близлежащей к Петрограду территории обе железные дороги близко соприкасаются, то отряд Иванова, в случае нападения или попытки задержки императорских поездов, мог всегда прийти им на помощь. Однако поезд генерала Иванова вышел из Могилёва «лишь в час дня 28 февраля, через семнадцать часов после того, как Государь отдал своё распоряжение. Ставка не торопилась». Длительная задержка отправки отряда генерала Иванова, привела к тому, что Император Николай II оказался в пути без всякой военной поддержки.
Рано утром 1 марта 1917 г. поезд Государя продолжал своё следование на станцию Бологое. С этого момента вокруг Императора Николая II образуется полная информационная блокада. Россия ничего не будет знать о своём Государе, довольствуясь лишь слухами, а 4 марта страна узнает об отречении Царя от престола.
В 9 ч. утра Императорский поезд прибыл в Бологое, где он, по утверждению А.И. Спиридовича, «едва не попал в руки революционного правительства, о чём никто не подозревал». А.И. Спиридович уверяет, что «о прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград в министерство Бубликову». Бубликов запросил М.В. Родзянко, что делать с царским поездом? Родзянко приказал поезд «задержать, Государю передать телеграмму от Родзянко с просьбой дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое поезд».
Собственный Императорский поезд Литера «А» прибыл в Псков гораздо позже, чем его там первоначально ожидали, 19 ч. 30 м. вместо 16 или 17 часов. Единственным объяснением столь долгой задержки Императорских поездов могли быть события на станциях Бологое и Дно.
В Александровском дворце Государыня по-прежнему ничего не знала, что с Государем. В мучительной тревоге Она пишет ему письма каждый день: «Любимый, душа души моей, моя крошка — ах как сердце обливается кровью за Тебя! Схожу с ума, на зная совершенно ничего кроме самых гнусных слухов, которые могут довести человека до безумия. Хотела бы знать, добрались ли до Тебя сегодня двое юнцов, которых я отправила Тебе с письмами? Это письмо передаст Тебе жена офицера. Ах, ради Бога, хоть строчку! Ничего не знаю о Тебе, только раздирающие сердце слухи». Больше
По прибытии Императора Николая II в Могилёв, внешне ничто не говорило о происшедшем перевороте. Д.Н. Дубенский вспоминал: «Дежурили полевые жандармы, сидели офицеры за столами, стучал телеграфный аппарат. На маленькой площади у дворца из старинной ратуши, в круглом садике стояли посты дворцовой полиции, а у подъезда Государя в дублёных тулупах находились по-прежнему часовые георгиевского батальона. Могилёв тих, малолюден и спокоен, как всегда. В царских комнатах долго, долго светился свет. Точно ничего не случилось, точно то, что я видел, что всё мы пережили, был сон». Больше
День был морозный, но свирепствовавшая в Могилёве метель улеглась и вышло солнце. В 10 часов утра Государь отправился к обедне в старую церковь Святой Троицы, которая с момента размещения в Могилёве Царской Ставки, стала штабным храмом. 5 марта он был заполнен солдатами, офицерами и генералами. Чуть позже на службу прибыла Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна. Она записала в сою памятную книжку: «Была в церкви, где встретилась с моим Ники, молилась сначала за Россию, затем за него, за себя, за всю семью. В 11 часов служба окончилась. Я оставалась у Ники до обеда. Бедняга Фредерикс выглядит ужасно постаревшим. Его дом сожгли, а жена, которая была больна, отправлена в госпиталь, и от нее нет никаких известий». Больше
6 марта, когда Царские дети медленно шли на поправку, заболела корью Великая Княжна Мария Николаевна. Она первая узнала об «отречении», случайно услышав об этом из разговора Августейшей Матери с Ю.А. Ден. К физическим страданиям прибавились страдания моральные. Однако Великая Княжна взяла себя в руки, чтобы не огорчать «Дорогую Мамà». Болезнь Великой Княжны Марии Николаевны сразу приняла более опасный характер, чем у ее Брата и Сестре. Из-за осложнений у нее началось двустороннее воспаление легких, температура поднялась выше 40 градусов, но она все равно порывалась помогать Матери. В бреду ей казались солдаты, пришедшие убить «Мамà».
В этот день два офицера, поручик Собственного Его Императорского Величества Сводного пехотного полка Соловьев и хорунжий Собственного Его Императорского Величества Конвоя А.А. Грамотин, которых Государыня послала с письмами к Государю еще 2 марта, с большими трудностями достигли Могилёва. Рассчитывая, что Государь еще находится в Пскове, они первоначально прибыли туда, где их провели к генералу Н.В. Рузскому. Как вспоминали позднее офицеры: «Очевидно, генерала Рузского разбудили. Он принял нас в полутемном помещении, хмурый и злой, закутанный в какой-то теплый халат, с шарфом на шее и в валенках. Узнав о том, что мы командированы Государыней Императрицей к Его Величеству, Главнокомандующий Северным фронтом отозвался очень неодобрительно о цели нашей миссии, добавив: «поздненько, господа, поздненько» и еще что-то очень неприятное для нас». Будучи уверенным, что письма Государыни уже ничего не могу изменить, Рузский дал офицерам пропуск в Могилёв, куда они и прибыли 7 марта. Их допустили к Императору Николаю II, которому они передали письма Императрицы.
8 марта Государь попытался в последний раз обратиться к «горячо любимым мною войскам» и собственноручно написал текст обращения: «Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы (дисциплины) только на руку врагу. Твёрдо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги и да ведёт вас от победы к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий». БОЛЬШЕ