8 марта
8 марта Государь попытался в последний раз обратиться к «горячо любимым мною войскам» и собственноручно написал текст обращения: «Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы (дисциплины) только на руку врагу. Твёрдо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги и да ведёт вас от победы к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».
Попав под цензуру генерала Алексеева, обращение Царя претерпело значительные изменения. Оно было искусно подправлено и отпечатано на машинке. После правки в текст обращения были добавлены фразы про отречение и о «повиновении Временному правительству». Примечательно, что в самом конце печатного текста, точно также как в «манифесте» об отречении стоит подпись Государя и дата «8 марта 1917 г. Ставка». Сверху рукой М.В. Алексеева написано: «Приказ Начальника штаба Верховного главнокомандующего № 371». Временное правительство запретило оглашать в войсках последний приказ Государя. На вопрос, обращённый А.И. Гучкову уже в эмиграции, «почему не был опубликован последний приказ Царя?», что это «послание было несвоевременным, тем более что Николай II собирался вернуться на престол».
8 марта 1917 г. в начале одиннадцати часов утра состоялось прощание Государя со Штабом Ставки. В специальном сообщении, сделанном по приказу Начальника штаба генерала М.В. Алексеева, которое, по существу, является официальным стенографическим отчетом, нет ни слова ни об отречении, ни о «верной службе» Временному правительству: «Господа, в течение полтора года, я работал с вами. Теперь по Воле Божьей и вследствие принятого мною решения, мне приходится расстаться с вами. Благодарю вас за усердную работу со мной и призываю вас работать на пользу всеми нами
любимой родины и бороться с врагом до полного его изгнания из пределов России».
Государь попрощался и с другими служащими Ставки. Как писал генерал Д.Н. Дубенский: «Тут сказалась редкая черта в Государе, черта глубочайшего внимания к человеку. Царь прощался с тем или иным лицом, всегда говорил ему то, что особенно дорого этому лицу. Надо было подумать о человеке, вспомнить его интересы, чтобы прощальное слово упало на сердце тому, кто пришел в последний раз взглянуть на своего Монарха. Все одинаково осознавали, что теряют не только Государя, но и человека редких душевных качеств: доброго, отзывчивого, всегда вникавшего в ваше положение, человека широкого ума, образования и полного благородства».
Какие чувства переполняли душу Государя при прощании со Штабом мы узнаем из Его дневника: «Дома прощался с офицерами и казаками Конвоя и Сводного полка — сердце у меня суть не разорвалось!».
Когда Император Николай II, простившись с чинами Штаба в зале верхнего этажа, открыл дверь, вся широкая лестница оказалась битком набитой солдатской массой. На приветствие Государя: «Здорово, братцы!», загрохотал такой ответ, какого, по словам очевидца полковника Б.Н. Сергеевского, он никогда не слышал: «Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!».
Затем в 12 часов дня состоялось прощальная встреча Государя с Его Матушкой — Вдовствующей Императрицей Марией Феодоровной, которая продолжалось до 16 ч. 15 мин. Тогда они не знали, что этой встрече суждено было стать последней, и что в этом мире они уже больше не свидятся.
8 марта 1917 г. в Могилёв прибыла думская делегация во главе с А.А. Бубликовым. В нее входили: статский советник и бывший предводитель Юрьевицкого уездного дворянства кадет С.Ф. Грибунин, прогрессист С.А. Калинин, В.М. Вершинин. Все они были членами масонского Великого востока России. Перед отъездом А.Ф. Керенский указал им, чтобы они самого Государя не беспокоили, а поручили объявить ему об аресте генералу М.В. Алексееву.
В телеграмме князя Г.Е. Львова в Ставку сообщалось, что думцы будут сопровождать Государя в Царское Село как главу правительства, отказавшегося от власти, и что эта их командировка означает проявление внимания к нему. Однако это была ложь. Как только Николай II сел в поезд, генерал-адъютант М.В. Алексеев, еще накануне осведомленный об истинной цели приезда думских посланников, сообщил Государю, что он «лишен свободы». Генерал С.Д. Позднышев писал: «Алексеев чувствовал неловкость и смущение перед Государем. Его совесть тревожило упорное молчание Царя. Он не выдержал и сказал ему: — Ваше Величество, я действовал в эти дни, руководствуясь моей любовью к Родине и желанием уберечь и оградить армию от развала. Россия тяжка больна; для ее спасения надо было идти на жертвы… Государь пристально посмотрел на него и, ничего не отвечал». В.Д. Набоков отмечал, что у Временного правительства для ареста Государя не было «никаких оснований — ни формальных, ни по существу».
8 марта Император Николай II отбыл из Могилева в Царское Село. На перроне состоялось его прощание с лицами Свиты. Д.Н. Дубенский вспоминал: «Государь шел очень тихо и протягивал руку, подходившим к нему лицам. Большинство со слезами целовали руки Царя. Я никогда не забуду глаз Государя: они были неподвижны, стали светлее, как-то расширены и тяжел бесконечно был их взгляд». Когда Государь вошёл в вагон, то заметил несколько гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь его увидеть. Государь подошел к окну. Заметив его, гимназистки заплакали и стали показывать знаками, чтобы Государь им что-нибудь написал. Николай II написал на бумаге свое имя и передал девочкам, которые продолжали стоять на перроне, несмотря на сильный мороз, до самого отправления поезда.
В тот же день 8 марта, когда генерал Алексеев по заданию думцев арестовал Государя, другой генерал Л.Г. Корнилов арестовал в Александровском дворце Государыню и Царских детей. Войдя во дворец, Корнилов, с красным бантом на груди, в сопровождении А.И. Гучкова, потребовал немедленно разбудить «“бывшую Царицу”». Подойдя к Корнилову и не подавая ему руки,
Императрица Александра Феодоровна спросила: «Что Вам нужно, генерал?». Корнилов вытянулся и в почтительном тоне, сказал: «Ваше Императорское Величество… Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… Мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать, но для Вашей же безопасности я принужден Вас…» и замялся. Императрица перебила его: «Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?» — «Так точно», — ответил Корнилов. “Больше ничего?” — “Ничего». Не говоря более ни слова, Императрица повернулась и ушла в свои покои. Государыня сохранила полное спокойствие в отношении своего будущего. Её беспокоила только судьба Супруга и России. Корнилов объявил арестованными всех, кто не пожелает покинуть Александровский дворец.
Назначенный Корниловым первый революционный комендант Александровского дворца штаб-ротмистр П.П. Коцебу сообщил Государыне, что 9 марта вернется Государь. Это известие вызвало у всех Узников великую радость.