1 марта

Рано утром 1 марта 1917 г. поезд Государя продолжал своё следование на станцию Бологое. С этого момента вокруг Императора Николая II образуется полная информационная блокада. Россия ничего не будет знать о своём Государе, довольствуясь лишь слухами, а 4 марта страна узнает об отречении Царя от престола.

В 9 ч. утра Императорский поезд прибыл в Бологое, где он, по утверждению А.И. Спиридовича, «едва не попал в руки революционного правительства, о чём никто не подозревал». А.И. Спиридович уверяет, что «о прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград в министерство Бубликову». Бубликов запросил М.В. Родзянко, что делать с царским поездом? Родзянко приказал поезд «задержать, Государю передать телеграмму от Родзянко с просьбой дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое поезд».

Но Родзянко в Бологое не поехал. Пока он готовился к поездке, царский поезд вдруг отправился по Виндавской железной дороге через Дно на Псков. Принято считать, что инициатива этого отправления исходила от Государя. Но к тому времени маршрут императорских поездов контролировался уже новыми властями и осуществлялся перешедшим на их сторону железнодорожным начальством. А потому, поезд сам отправиться на станцию Дно не мог.

Тем не менее, это внезапное отправление поездов вызвало крайнее беспокойство А.А. Бубликова и Ю.В. Ломоносова. Они потребовали от железнодорожников немедленно задержать литерные поезда любой ценой. В 11 ч. утра Бубликов отправил начальнику Виндавской железной дороги телеграмму, в которой требовал «сделать физически невозможным движение каких бы то ни было поездов в направлении от Бологое в Дно. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать, как за измену перед Отечеством».

Но несмотря не эту грозную телеграмму, поезд Государя днём прошёл Старую Руссу, на вокзале которой, по свидетельству Д.Н. Дубенского, собралась огромная толпа, которая при виде поезда, снимала шапки и кланялась. Железнодорожная телеграфная связь была отключена и, по словам А.А. Мордвинова «о непосредственном движении Императорского поезда предупреждались только соседние станции».

В.Н. Воейков пишет, что в Старой Руссе ему «удалось по аппарату получить сведения, что генерал-адъютант Иванов, только в это утро, то есть в среду, прошёл станцию Дно. Это известие, доложенное мною Государю, произвело на него неприятное впечатление; Его Величество спросил меня: «Отчего он так тихо едет?» Тот же вопрос задавался и лицами свиты».

В Старой Руссе, по словам А. А. Мордвинова, стало известно, что «мост по Виндавской дороге якобы испорчен, или ненадёжен и было решено двигаться на Псков». Очевидно, что история про неисправный мост нужна была для того, чтобы объяснить следование императорских поездов не на Вырицу и Царское Село, а на Псков. Когда Императорский поезд, повернутый изменившими железнодорожниками в сторону Пскова, утром 1 марта проследовал Старую Руссу, Воейков послал шифрованную телеграмму генерал-адъютанту М.В. Алексееву, в которой просил Наштаверха «распорядиться о беспрепятственном проезде». По имеющимся документам официального ответа генерала Алексеева на эту телеграмму не было.

Точное время прибытия поезда на станцию Дно не известно. Лица свиты в своих воспоминаниях убеждали, что ничего особенного в Дно не произошло. «Станцию Дно мы прошли совершенно спокойно», — пишет Д.Н. Дубенский. Однако имеются сведения, позволяющие считать приезд на Дно литерных поездов совсем не «благополучным». В книге псковского железнодорожника В.И. Миронова утверждается, что 1 марта 1917 г. на станции Дно Императорский поезд был захвачен, а Государь объявлен арестованным. В.И. Миронов в 1965 г. был председателем комиссии по созданию музея

железнодорожного депо станции Дно. По утверждению Миронова главную роль в задержании Императорского поезда сыграл начальник станции Дно И.И. Зубрилин. Именно ему поступила телеграмма от начальника Виндавской железной дороги Л.А. Гринчука-Лукашевича: «Вам на станцию Дно следует поезд с императором Николаем, необходимо его задержать, чтобы не пробрался на Северный фронт действующей армии, примите меры, загромоздите пути крушением вагонов другого поезда. Этого требует от вас революция». Зубрилин с помощниками сел на паровоз и отправился со станции вдогонку, чтобы устроить крушение поезда для загромождения пути. Однако жандармы остановили паровоз с Зубрилиным.

В.И. Миронов приводит показания 20-х годов, сделанных неким чекистом Симоновым. Тот утверждал, что Императорский поезд был всё-таки задержан на станции Дно: «1-го марта 1917 года на станцию Дно прибыли представители ревкомов из Пскова и Великих Лук и наложили арест на царя Николая II и его свиту. Поздно вечером военному коменданту полковнику Фрейману с большим трудом удалось отправить арестованных в Псков, где последний царь из династии Романовых отрёкся от престола». В этих показаниях особый интерес представляют о военном коменданте полковнике Фреймане, который если верить Симонову, отправил арестованного Императора Николая II в Псков. Полковник Фрейман, если он существовал в действительности, явно не был одним из посланников Бубликова. Характерно, что Фрейману с трудом удалось отбить поезд от посланников Совета. Тем не менее, он действовал тоже враждебно по отношению к Императору. Отправляя царский поезд в Псков, Фрейман выполнял задание другой силы.

Не исключено, что при захвате поезда применялось огнестрельное оружие. Полковник В.М. Пронин вспоминал, что когда Государя привезли 4 марта в Ставку в Могилёв, то он, глядя на вагон «был поражён большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась — «будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов», — мелькнула мысль».

События происшедшие с Императорскими поездами на пути Бологое — Псков, отражали борьбу, развернувшуюся между группой М.В. Родзянко и Ставкой с одной стороны и представителями Совета с другой. Целью этой борьбы был контроль над Государем, а, в конечном счёте, утверждение у власти одной из противоборствующих сторон.

Начиная со станции Дно, контроль над передвижением Императорских поездов переходит к генералам верховного командования. Не случайно, В.Н. Воейков направил свою телеграмму генералу М.В. Алексееву, прося его обеспечить беспрепятственный проезд до Пскова. Однако эти генералы действовали не сами по себе, а тесном единении с М.В. Родзянко, который планировал заставить Государя либо отречься от престола, либо ввести Ответственное министерство. В связи с этим весьма любопытна телеграмма, отправленная генералом А.А. Брусиловым 1 марта в 19 часов на имя графа В.Б. Фредерикса для передачи Императору Николаю II. Брусилов посылал свою телеграмму в Дно, не зная ещё, что Императорский поезд уже подошёл к Пскову. В телеграмме А.А. Брусилов писал: «По долгу чести и любви к Царю и Отечеству, обращаюсь к Вашему Сиятельству с горячей просьбой доложить Государю Императору мой всеподданнейший доклад и прошение признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дела. Россия ведёт грозную войну, от решения которой зависит участь и всего нашего Отечества и Царского Дома. Во время такой войны вести междоусобную брань совершенно немыслимо, и она означала бы безусловный проигрыш войны, к тому времени, когда вся обстановка складывается для нас благоприятно. Это угрожает безусловной катастрофой и во внутренних делах».

Какой «свершивший факт» просил Царя признать Брусилов? Почему это решение должно было предотвратить «междоусобную брань»? Эти же аргументы мы будем слышать через сутки, когда генералы Ставки будут настаивать на даровании Ответственного министерства, а потом и на отречении Императора от престола. Поэтому, можно быть уверенным, что в

телеграмме Брусилова речь шла о том же, о чём будет настаивать перед Государем генерал Рузский 2 марта: об Ответственном министерстве или отречении. Из текста телеграммы Брусилова следует, что он знал о том, что должно было произойти на станции Дно и думал, что то, что должно было произойти — состоялось. Поэтому Брусилов убеждает Государя подчиниться обстоятельствам.

Предположение, что Император Николай II был лишён свободы на станции Дно, находит многочисленные подтверждения в высказываниях и воспоминаниях участников тех событий. Генерал А.И. Спиридович вспоминал, что 1 марта в конце дня, он позвонил бывшему директору Департамента полиции, сенатору С.П. Белецкому, ожидавшего с минуты на минуту ареста. «Тоном убитого, совершенно расстроенного человека, видимо от душивших его слёз, Белецкий сообщил, что он только что узнал, что в Думе решено добиваться отречения Государя. Всё кончено. Бедный Государь. Отречение уже только дело времени. Поезд Государя уже задержан». Генерал К.И. Глобачёв вспоминает, что 1 марта он находился в Царском Селе. «Ожидавшийся из Могилёва царский поезд не прибыл. Распространился слух, что Государь арестован и в Царское не прибудет». Полковник В.М. Пронин 1-го марта вечером находился в Могилёве в Ставке: «В городе уже ходили разного рода тревожные версии и слухи об аресте Государя». Княгиня О.В. Палей вспоминала, что утром 1 марта ее супруг Великий Князь Павел Александрович отправился на вокзал встречать Государя, который «должен был прибыть в восемь тридцать. Великий Князь ожидал на вокзале, в Императорском павильоне. Спустя некоторое время он вернулся в крайней тревоге. Государь не приехал! На полпути из Могилёва в Царское революционеры во главе с Бубликовым остановили царский поезд и направили его в Псков». Императрица Александра Феодоровна писала Супругу 1 марта, что произошла «величайшая низость и подлость, неслыханная в истории»; «они подло поймали тебя, как мышь в западню». Но самыми выразительным является распоряжение М.В. Родзянко, данное им после своего отказа

приехать на станцию Дно для свидания с Государем. «Императорский поезд, — указывал Родзянко Ломоносову, — назначьте, и пусть он идёт со всеми формальностями, присвоенными императорским поездам».

Совершенно ясно, что раз М.В. Родзянко давал разрешение на отправление литерного поезда, да ещё указывал на соблюдение необходимых формальностей, значит именно от него, Родзянко, зависело, двинется царский поезд дальше, или нет. Вот почему, сведения о том, что Император якобы не дождался Родзянко в Дно, что он якобы ему передал, что будет ждать его в Пскове, являются дезинформацией. Это Родзянко приказал отправить литерные поезда из Дно в Псков, и это Родзянко сам отменил свой приезд к Императору.

В 19 ч. 30 м. свитский поезд прибыл в Псков. Около 20 ч. на запасном пути псковского вокзала мягко остановился собственный поезд Его Величества. Начался последний акт трагедии.

С утра 1 марта Государыня чрезвычайно тревожилась за судьбу Государя. С.К. Буксгевден вспоминала: «Было известно, что Император покинул Могилёв, и в шесть утра Императрица вновь пошла к нам, чтобы узнать, нет ли каких новостей о «нем». Но никто ничего не знал, и поэтому все были крайне встревожены. Императрица побледнела еще больше, когда графиня Бенкендорф совсем некстати заметила: «А ведь сегодня первое марта» — это была годовщина убийства Александра II! Императрица собралась с силами и ответила: «Должно быть, какие-то проблемы в пути. Поезд скоро прибудет». Но лишь в восемь утра 1 марта Гротен выяснил, что поезд Императора был задержан на станции Малая Вишера и направлен в Царское Село по гатчинской дороге».

Великие Княжны также беспокоились отсутствием Отца. Великая Княжна Анастасия Николаевна сказала Ю.А. Ден: «Лили, а ведь поезд никогда не опаздывает. Ах, поскорее бы приехал Папà!». В тот же день Великая Княжна заболела корью, как и ее сестры. Зато Наследник Цесаревич пошёл на поправку. Лифт во дворце по-прежнему не работал, и Государыня, у которой

было больное сердце, была вынуждена подниматься на верхние этажи пешком.

1 марта морганатическая супруга Великого Князя Павла Александровича княгиня О.В. Палей написала Государыне записку, в которой выражала ей моральную поддержку и интересовалась здоровьем детей. Императрица в ответной записке поблагодарила княгиню за поддержку, сообщила о состоянии детей и в конце написала, что ничего не знает о Государе. Записка заканчивалась словами: «Верую в Бога и уповаю на Него».

Посмотрев в окно, Государыня увидела, что на солдатах одеты белые повязки. Выяснилось, что по договорённости с Думой, войска согласились руководствоваться ее указаниям. Ничто так не подействовало на Императрицу как эта измена столь Ей любимых солдат! Невыразимое чувство грусти выразилось на Ее лице. К обеду никто из присутствующих в Александровском дворце даже не притронулся. Ю.А. Ден вспоминала: «Дети опасно больны, где Государь — неизвестно, а у ворот—революция. Когда же я в конце концов пожелала Государыне покойной ночи, Она не велела мне раздеваться. — Сама я раздеваться не стану, — сказала Она, и по Ее ровному голосу я поняла, что Императрица ожидает худшего».

В 18 часов 1 марта Великий Князь Павел Александрович прислал в Императрице Александре Феодоровне проект манифеста «великих князей» для того, чтобы просить Ее поставить свою подпись под ним. Проект был составлен накануне 28 февраля М.В. Родзянко, который предложил великим князьям Павлу Александровичу и Кириллу Владимировичу поставить свои подписи под ним. В проекте Императору Николаю II рекомендовалось ввести в России конституционный строй и утвердить правительство во главе с Родзянко. «Манифест» предполагалось предложить подписать Государю 1 марта на вокзале Царского Села сразу же после его возвращения. 28 февраля поздно вечером текст был подписан великими князьями Павлом Александровичем, Кириллом Владимировичем и Димитрием Константиновичем, а также Великим Князем Михаилом Александровичем,

который, однако, в тот же день в письме к М.В. Родзянко отозвал свою подпись.

Когда Государыне доставили проект манифеста для подписи, то она категорически отказалась этого делать. Баронесса С.К. Буксгевден вспоминала, что Императрица сказала ей, что хотя Она лично и убеждена в необходимости уступок, тем не менее, считает, что подписать сейчас эту бумагу означало бы поступить вопреки своим собственным убеждениям. Государыня отметила: «Я не правитель и не имею никаких прав брать на себя инициативу в отсутствии Императора. К тому же подобная бумага может оказаться не только незаконной, но и бесполезной». То, что понимала и чего не могла себе позволить Императрица Всероссийская, не понимали и охотно позволяли себе великие князья. При этом нельзя не поразиться прозорливости Императрицы Александры Феодоровны. «Великокняжеский манифест» действительно был «незаконной и бесполезной бумагой», немедленно забытой за ненадобностью в конце того же дня 1 марта, когда политическая конъектура стала меняться. «Любопытная бумаженция», — только и сказал П.Н. Милюков, пробежав глазами текст планируемого манифеста.