6 марта

6 марта, когда Царские дети медленно шли на поправку, заболела корью Великая Княжна Мария Николаевна. Она первая узнала об «отречении», случайно услышав об этом из разговора Августейшей Матери с Ю.А. Ден. К физическим страданиям прибавились страдания моральные. Однако Великая Княжна взяла себя в руки, чтобы не огорчать «Дорогую Мамà». Болезнь Великой Княжны Марии Николаевны сразу приняла более опасный характер, чем у ее Брата и Сестре. Из-за осложнений у нее началось двустороннее воспаление легких, температура поднялась выше 40 градусов, но она все равно порывалась помогать Матери. В бреду ей казались солдаты, пришедшие убить «Мамà».

За два дня до этого, М.В. Родзянко настойчиво требовал от Императрицы Александры Феодоровны быть готовой к отъезду вместе с Детьми из Александровского дворца. Почему Родзянко так понадобилось, чтобы члены Царской Семьи покинула Петроград? Ю.А. Ден вспоминала, что 4 марта 1917 года Императрица Александра Феодоровна сказала ей: «Господин Родзянко уведомил меня, что мы должны готовиться к отъезду. Он заявил, что нам следует встретиться с Императором где-то по пути». К тому времени Император Николай II был уже фактически лишён свободы, и захватившие власть заговорщики стремились как можно скорее сконцентрировать всю Царскую Семью в одном месте. Для них это был вопрос безопасности, ведь каждый её член, находясь отдельно от других, мог стать при известных обстоятельствах знаменем в руках политических противников революции. Перед предполагаемым отъездом, Государыня 6 марта вместе с Ю.А. Ден сожгла свои письма и дневники. Ден вспоминала: «На столе стоял большой дубовый сундук. В нём хранились все письма, написанные Государем императрице во время их помолвки и супружеской жизни. Я не смела смотреть, как она разглядывает письма, которые так много значили для неё. Государыня поднялась с кресла и, плача, одно за другим бросала письма в огонь. После того, как Государыня предала огню письма, она протянула мне

свои дневники, чтобы я сожгла их. Некоторые из дневников представляли собой нарядные томики, переплетённые в белый атлас, другие были в кожаных переплётах. «Аутодафе» продолжалось до среды и четверга».

После обеда к Государыне вошел крайне взволнованный А.А. Волков и сообщил, что по телефону звонит Государь («Император на проводе»). По словам Ю. Ден, Государыня «проворно, словно шестнадцатилетняя девочка, вскочила и выбежала из комнаты». Из этого разговора становится ясно, что Государь по-прежнему находился лишенным свободы передвижения («Я думал, что смогу приехать к вам, но меня пускают»), и что все письма от Государыни Он получил уже после так называемого «отречения», что лишний раз подтверждает полную изолированность Царя со стороны заговорщиков начиная по крайней мере с 1 марта. Примечательно, что даже этот разговор проходил под контролем заговорщиков: Царь и Царица не могли свободно разговаривать. Первым вопросом Государя был: «Ты знаешь?» (об «отречении»), на что Государыня ответила «Да». Почти весь разговора далее шел о здоровье детей.