5 марта

День был морозный, но свирепствовавшая в Могилёве метель улеглась и вышло солнце. В 10 часов утра Государь отправился к обедне в старую церковь Святой Троицы, которая с момента размещения в Могилёве Царской Ставки, стала штабным храмом. 5 марта он был заполнен солдатами, офицерами и генералами. Чуть позже на службу прибыла Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна. Она записала в сою памятную книжку: «Была в церкви, где встретилась с моим Ники, молилась сначала за Россию, затем за него, за себя, за всю семью. В 11 часов служба окончилась. Я оставалась у Ники до обеда. Бедняга Фредерикс выглядит ужасно постаревшим. Его дом сожгли, а жена, которая была больна, отправлена в госпиталь, и от нее нет никаких известий».

По непостижимому Промыслу Божьему, в этот день служил настоятель Успенского собора Московского Кремля, прибывший в Ставку с чудотворной Владимирской иконой Пресвятой Богородицы. Во время службы диакон во время произнесения привычных слов моления о Царствующем Императоре начал возглашать о «Благочестивейшем, Самодержавнейшем Государе Императоре Николае…» и на этом последнем слове немного приостановился, но вскоре оправился и твердо договорил слова молитвы до конца. По окончании службы Государь и Вдовствующая Императрица приложились к чудотворной иконе, а затем отбыли в губернаторский дом. Когда Государь вышел из церкви, то они были окружены густой стеной солдат и офицера, смотревших на них особым преданным и сочувственным взглядом. Многие из них не только отдавали честь, но снимали шапки.

В Могилёв прибыл принц А.П. Ольденбургский. Во время встречи с Марией Феодоровной, он умолял ее сделать так, чтобы Государь как можно скорее уехал из Могилёва. Государь выслушал этот совет и, по словам матери, был «чрезвычайно спокоен. Все те страдания, которые Он испытывает, выше всякого понимания!».

В 18 часов с Государем простился генерал В.Н. Воейков, который под давлением революционных властей покидал Ставку. Воейков писал в своих воспоминаниях: «В воскресенье, 5 марта в 6 часов вечера я в последний раз в жизни видел своего Государя. Я зашел к нему проститься. Принял Он меня в своем кабинете. Государь был на вид очень расстроен. Он обнял меня и в самых сердечных выражениях еще раз высказал сожаление по поводу того, что, ввиду сложившихся обстоятельтств, ему приходится со мною расстаться. Во время нашего разговора я обратился к Его Величеству с вопросом, с которым я раньше обращался: отчего Он так упорно не соглашался на некоторые уступки, которые, быть может, несколько месяцев тому назад могли бы устранить события этих дней?

Государь ответил, что, во-первых, всякая ломка существующего строя во время такой напряженной борьбы с врагом привела бы только к внутренним катастрофам, а во-вторых, уступки, которые Он делал за время своего царствования по настоянию так называемых общественных кругов, приносили только вред Отечеству, каждый раз устраняя часть препятствий зловредных элементов, сознательно ведущих Россию к гибели. Им же лично руководило желание сохранить Престол в том виде, в каком Он его унаследовал от своего покойного Родителя, дабы в таком же виде передать его после смерти Сыну».

Вечером 5 марта Государь отправил Императрице две телеграммы: «Её Величеству. Сердечно благодарю. Матушка целует Тебя и детей. Много думает о Солнышке. Очень холодно. В городе, по-видимому, спокойнее. Надеюсь, что болящие чувствуют себя лучше. Целую всех нежно. Ники». Во второй телеграмме Государь просил Императрицу узнать что-либо о семье графа В.Б. Фредерикса, который ничего не знал о ней и сильно волновался.

В Александровском дворце атмосфера тревоги и неизвестности продолжала сгущаться. Императрица Александра Феодоровна распорядилась, чтобы был совершено молебен, на который из Знаменской церкви доставили чудотворную Знаменскую икону Пресвятой Богородицы. После молебна, в

котором приняла участие и Государыня, икону пронесли крестным ходом по всему дворцу.

В полночь 5 марта в Александровский дворец Императрице сообщили, что в полночь во дворец прибудут А.И. Гучков и генерал Л.Г. Корнилов, назначенный революционными властями новым комендантом Петрограда, и они просят их принять, несмотря на столь поздний час. По просьбе Государыни на встрече присутствовал Великий Князь Павел Александрович. Гучков и Корнилов прибыли в Александровский дворец уже 6 марта в 2 часа ночи. Свидетелем их прихода был поручик Лейб-Гвардии 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка К.Н. Кологривова, который вспоминал: «Корнилов и Гучков были с огромными красными бантами на груди, причем банты эти были с каким-то раструбами и широкими ниспадающими лентами. Такие же красные банты были и у их спутников».

Позже Великий Князь рассказал своей супруге об этой встрече, назвав обоих визитеров «мерзопакостными»: «Гучков в очках с темными стеклами, глаза бегающие, лживые. У Корнилова широкоскулый, калмыцкий тип лица. Стоял потупясь. Обоим было явно не по себе. Наконец, Гучков решился: — Нет ли у Ее Величества просьб? — спросил он. — Есть, — сказала Она. — Прошу вас, освободить невинных людей, которых вы увели от нас и заперли в школе: князя Путятина, Гротена, Герарди, Татищева и других. А во-вторых, обеспечить мой госпиталь всем необходимым, чтобы дать возможным работать.

Для себя благородная женщина не просила ничего. Когда Корнилов и Гучков уходили, Великий Князь сделал с ними несколько шагов. — Ее Величество не стала вам жаловаться на охрану. Однако вот уже сорок восемь часов эти люди горланят песни. Да еще смеют открывать и заглядывать в комнаты. Не изволите призвать их к порядку? Корнилов и Гучков обещали уговорить охранников. Заставить — сил у них не было, приходилось пускаться на переговоры. Визитеры вышли. Великий Князь не подал им руки».