27 февраля

В понедельник утром 27 февраля утром Государь отправился, по обыкновению, в штаб, где, по свидетельству А.А. Мордвинова «оставался чрезвычайно долго». Утром 27 февраля генерал М.В. Алексеев сообщил Д.Н. Дубенскому, что ночью пришли известия из Петрограда: в столице «войска переходят на сторону восставшего народа». Во время доклада генерал Алексеев передал Государю телеграмму М.В. Родзянко, в которой тот требовал восстановить работу Думы и «немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мною вашему величеству во вчерашней телеграмме». Известия из Петрограда тяжело подействовали на Государя, который 27-го февраля был «заметно более сумрачен и очень мало разговорчив». Император Николай II приказал генерал-адъютанту Н.И. Иванову двигаться на Петроград с преданным ему воинским отрядом Георгиевских кавалеров.

Вечером 27 февраля генерала М.В. Алексеева вызвал по прямому проводу Великий Князь Михаил Александрович, которого весь усиленно обрабатывал Родзянко. Председатель Государственной думы убеждал Великого Князя подействовать на Государя и убедить его согласиться на Ответственное министерство. Великий Князь просил М.В. Алексеева доложить Государю, что он считает необходимым роспуск совета министров и назначение во главе правительства лицо, пользующимся уважением в широких слоях населения, поручив ему составить кабинет по его усмотрению. По мнению Великого Князя, таким лицом мог бы стать князь Г.Е. Львов. Государь передал брату через М. В. Алексеева, что все мероприятия, касающиеся перемен в личном составе, Царь откладывает до своего прибытия в Царское Село. Император Николай II уведомил Великого Князя, что в Петроград отправляются войска из четырёх пехотных и четырёх кавалерийских полков.

Генерал М.В. Алексеев, передав Великому Князю Михаилу Александровичу ответ Государя, поспешил добавить от себя, что полностью

поддерживает необходимость назначения нового правительства. Этими словами, предназначенными, конечно, не Михаилу Александровичу, а М.В. Родзянко, Алексеев продемонстрировал думцам свою готовность к сотрудничеству.

В 22 час. 45 мин. на имя Императора Николая II пришла телеграмма князя Н.Д. Голицына, в которой извещалось, что уличные беспорядки «сегодня приняли характер военного мятежа». Председатель Совета министров сообщал Царю о введении в Петрограде осадного положения и умолял немедленно отправить в отставку всё правительство. Голицын просил назначить главою правительства лицо, «пользующееся доверием в стране». Ответ Государя был жёстким: в столицу назначен новый военный начальник, а самому Голицыну «предоставлены все необходимые права по гражданскому правлению». Что касается перемен в личном составе правительство, то их Николай II считал «при данных обстоятельствах недопустимыми».

Генералы М.В. Алексеев и А.С. Лукомский пытались воздействовать на Государя и убеждали его согласиться с предложениями Н.Д. Голицына. Однако Император Николай II указал, что он своё решение не изменит, «а поэтому бесполезно мне докладывать ещё что-либо по этому вопросу».

Около полуночи 27 февраля Император Николай II внезапно принял решение о своём отъезде из Ставки в Царское Село. Мотивы поспешности принятия Государем этого решения до сих пор не выяснены. До этого Император Николай II был категорически против отъезда из Могилёва. Даже 27 февраля, после получения угрожающих телеграмм М.В. Родзянко, С.С. Хабалова и М.А. Беляева, Государь по свидетельству В.Н. Воейкова «не хотел уезжать из Могилёва». Император Николай II планировал вернуться в Петроград 1 марта, что видно из его телеграммы императрице от 27 февраля: «Её Величеству. Сердечно благодарю за письма. Выезжаю завтра в 2.30. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Нов[города] в город [Петроград]. Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены. Всегда с тобой. Сердечный привет всем. Ники». Ещё в 20 час. 27 февраля

Николай II приказал В.Н. Воейкову сообщить А.Д. Протопопову, что он прибудет в столицу «в среду 1 марта 3 час. 30 мин. дня».

О том, что решение было принято Императором Николаем II внезапно видно из воспоминаний лиц свиты. Так, А.А. Мордвинов вспоминал, что около 23 часов 30 минут 27 февраля он, что «на завтра утром назначено наше отбытие в Царское Село». Мордвинов отправился гостиницу, чтобы дать распоряжение прислуги готовить багаж к отъезду. Войдя в гостиницу, Мордвинов был изумлён, узнав, что прислуга уже знала об отъезде и была в полной готовности. Выяснилось, что за несколько минут до прихода Мордвинова «было передано по телефону извещение всем быть немедленно готовыми к отъезду, так как императорский поезд отойдёт не завтра утром, а сегодня же около 12 часов ночи. Было уже около половины двенадцатого».

Принятие Царём решения о немедленном отъезде обычно объясняется его волнением за свою семью, поводом для которого стал звонок в Ставку из Царского Села гофмаршала графа П.К. Бенкендорфа, сообщившего о грозящей Императрицы и детям опасности. Однако сам Бенкендорф в своих мемуарах писал, что утром 27 февраля Родзянко предупредил министров, что Государыня находится в опасности и «должна немедленно уехать». Бенкендорф сообщил об этом в Могилёв Воейкову, и предложил просить Государя отдать распоряжение об отъезде Императрицы и детей. «В ответ Император распорядился, чтобы поезд был готов, и просил передать Императрице, чтобы до утра она никому ничего об этом не говорила. Сам он уедет ночью в Царское Село и прибудет утром 1 марта». Бенкендорф передал повеление Государя генералу Беляеву. Бенкендорф далее пишет, что «всё было готово к отъезду на следующий день. Императрица приняла нас в 10 часов утром. Мы сообщили Её Величеству, что Император оставил Могилёв и ожидается в Царском следующим утром в 6 часов. Императрица сказала нам, что она ни в коем случае не согласна уезжать, не дождавшись Императора. Следовательно, было решено, ждать прибытия Императора».

Таким образом, из этих мемуаров графа Бенкендорфа видно, что инициатором отъезда Семьи был Император Николай II. Причём, по свидетельству Бенкендорфа, Царь, отдав тайный приказ вывезти Супругу и детей из Царского Села 28 февраля, сам собирался прибыть в столицу 1 марта. Ясно, что главной целью возвращения Императора Николая II в Петроград была не безопасность Семьи. Эмигрантский писатель В. Криворотов писал, что «было ошибкой думать, что Царь спешил в Царское Село исключительно из боязни за свою семью, жену и детей. Государь должен был сознавать, что его появление там, в центре пылающих страстей, не могло никоим образом защитить семью от распоясывавшейся толпы. Своим решением отправиться туда, Царь хотел разрубить узел всеобщего трусливого бездействия».

Поздно вечером 27 февраля Император Николай II осознал существование против него военного заговора в Могилёве. По словам генерала Лукомского Царь, «находясь в Могилёве, не чувствовал твёрдой опоры в своём начальнике штаба генерале Алексееве». Государь решил любой ценой прорваться в Петроград, куда должны были подоспеть отправляемые им верные части с фронта. Как только генералитет ставки узнал, что Николай II хочет немедленно уехать из ставки, на него началось оказываться мощное давление, чтобы он не покидал Могилёва.

Император Николай II счёл нужным перед отъездом дезинформировать Алексеева, передав ему, что решил остаться в Могилёве. Но затем Государь, ничего не сообщив Начальнику штаба, ночью выехал к Императорскому поезду.

Генерал П.К. Кондзеровский вспоминал, что ночью 27 февраля он «ещё не спал, когда услышал сильный гул от быстрого движения нескольких автомобилей. Бросившись к окну, я увидел, что мимо, полным ходом, промчались по направлению к вокзалу царский автомобиль и за ним все машины со Свитой. Ясно, что Государь уезжал из Ставки. Какое-то жуткое впечатление произвел этот отъезд в глухую ночь».

Не менее необычно-мрачное впечатление производил сам императорский поезд, который стоял у перрона вокзала «в полной темноте, без единого огня, с наглухо завешанными окнами». На перроне не было заметно и обычной охраны. Отъезд Государя был поспешным и максимально законспирированным. Около 4 часов утра от Могилёва отошёл свитский поезд. Через час в темноту двинулся Собственный Его Императорского Величества поезд литера «А». В 5 ч. 35 м. в Департамент полиции ушла телеграмма от полковника Еленского: «Государь Император благополучно отбыл пять утра вместо двух с половиною дня».

Между тем, Государыне стали известны подлинные обстоятельства событий в Петрограде. В 11 часов утра она направила Государю тревожное письмо: «Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем, когда бы то ни было». Императрица вместе с Лили Ден посетила вновь части Гвардейского Экипажа. Старший лейтенант В.В. Хвощинский на вопрос Государыни об опасной обстановке с улыбкой ответил: «Нет никакой опасности, Ваше Императорское Величество». Ответ этот несколько успокоил Государыню, но вернувшись во дворец, она узнала, что Петроград охвачен военным мятежом. Императрица несколько раз безуспешно пыталась связаться по телефону с Государем. Императрица Александра Феодоровна скрывала от больных дочерей, что творится в Петрограде, всего в 20 км от них. Во второй половине дня Государыня приняла помощника Дворцового коменданта полковника П.П. Гротена. Тот поспешил успокоить Царицу, заявив, что гарнизон в Царском Селе по-прежнему верен Государю, что его по приказу в Петроград пребывает генерал Иванов с большим отрядом.