24 февраля

Пятница 24 февраля прошла в Ставке в спокойном, размеренном ритме. Государь посетил свой Штаб и по возвращении оттуда принимал Начальника Бельгийской миссии генерала барона Л.Д. де Риккеля, который передал ему от имени бельгийского короля Альберта высокую награду: военный крест, а также награды ля Царицы и Цесаревича. Риккель, который был особенно дружен с Наследником, сокрушался, что не может лично вручить ему награду. В Могилёве усилилась метель, и Государь после доклада ему Алексеева о положении дел на фронтах, немного погулял в саду губернаторского дома. Генерал Д.Н. Дубенский: «После утреннего чая Государь отправился на доклад генерал-адъютанта Алексеева, который обычно происходил в генерал-квартирмейстерской части, помещавшейся рядом, в здании «Губернских присутственных мест». На докладе всегда присутствовали только помощник Начальника штаба генерал Клембовский и генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант Лукомский. Доклад тянулся до завтрака, т.е. до 121/2».

На Высочайшем завтраке, то есть на обеде, присутствовали великие князья Сергей и Александр Михайловичи, генерал-адъютант Н.И. Иванов, генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант А.С. Лукомский. Государь, одетый в защитную форму, был по обыкновению в спокойном, приветливом настроении.

Однако в эту спокойную мирную картину, холодным порывом врываются воспоминания В.Н. Воейкова: «В пятницу днём я получил из Петрограда от своего начальника особого отдела, что в Петрограде неспокойно и происходят уличные беспорядки, которые могу принять серьёзные размеры, но что пока власти справляются. Полученные сведения навели меня на мысль просить Государя, под предлогом болезни Наследника, вернуться в Царское Село. Я стал убеждать Его Величество уехать из Ставки. Государь на это возражал, что он должен пробыть дня три-четыре, и раньше вторника уезжать не хочет».

Почему В.Н. Воейков так настаивал на скорейшем отъезде Императора Николая II из Ставки? Ведь, 24 февраля события в Петрограде ещё не приняли угрожающего характера. Были все основания считать, что выступления будут скоро подавлены силами полиции и армии. Может быть, Воейков обладал уже какой-то более подробной информацией? Может быть, он узнал, что оставаться Царю в Ставке не безопасно? Но почему Государь, так настойчиво возражал, что он должен оставаться в Ставке ещё три-четыре дня? Что должно было произойти за это время?

О том, что не всё было спокойно в Ставке, туманно сообщает и Д.Н. Дубенский. «При всех этих кажущихся благоприятных условиях жизни и работы Ставки, уже с первых часов приезда туда Государя чувствовалась некоторая неуверенность в ближайших событиях, но не в смысле военного порядка в самой Ставке, а в общей государственной жизни России».

Ему вторит полковник В.Н. Пронин: «Впервые тревожные сведения о волнениях в Петрограде начали поступать в Ставку 24-го февраля. Особого значения им как-то не придавали. Кстати, здесь необходимо сказать несколько слов вообще о настроении офицеров Ставки и именно тех кругов, с коими я соприкасался. Внутренне — политическая напряженность, охватившая широкие общественные круги страны незадолго до революции, не могла, конечно, не повлиять в той или иной мере на психологию офицерства армии, в частности, и в большей степени, офицерства Ставки, которое естественно по своему положению было более в курсе всего происходившего. Не скажу, чтобы часто, но все-таки были разговоры и суждения на политические темы, являвшиеся отзвуком тогдашних общественно-политических настроений. Из Петрограда доходили слухи о могущих быть «крупных переменах наверху» и даже о «дворцовом перевороте». Ничего не скажешь, хорошее настроение было у офицеров Ставки! И что поражает, никто даже не пытался донести Государю свою обеспокоенность о грядущих событиях.

24 февраля Государь разговаривал с Государыней по телефону из своего кабинета, и Государыня сообщила, что «толпы рабочих требовали хлеба, и

было несколько столкновений с полицией, но всё это сравнительно быстро успокоилось». Ни в дневнике Императора Николая II, ни в дневнике Императрицы Александры Феодоровны нет ни слова об этом телефонном разговоре. Одновременно после или до беседы по телефону, Государыня написала Супругу письмо, о котором мы писали выше, в котором описывала характер беспорядков. Зачем Государыне понадобилось повторять информацию, которую она уже передала по телефону? Здесь необходимо отметить, что телефонный канал связи между Царём и Царицей не учитывается во внимание исследователями. Между тем, первые телеграммы о положении дел в Петрограде прибыли в Ставку только 25 февраля. Поэтому, значение прямого разговора Государя с Государыней приобретает особую важность.

В пятницу 24 февраля заболела корью Великая Княжна Татьяна Николаевна, заразившись от слегшей с этой болезнью А.А. Танеевой (Вырубовой). Государыня разрывалась между больными детьми, Вырубовой и исполнением государственных обязанностей, возложенных на нее по статусу на время отъезда Императора. В письме ему от 24 февраля она сообщала: «Я перехожу из комнаты в комнату, от больного к больному». А.А. Вырубова вспоминала: «Дорогая Императрица, забыв все свои недуги, надев белый халат, разрывалась между детьми и мною. В полусне я видела Государыню постоянно возле моей постели: то она приготавливала питье, то поправляла подушки, то говорила с доктором».

В течение дня Государыня приняла послов Испании и Японии, посланников Бельгии, Персии, Сиама, Дании. Дипломатический прием прошел очень торжественно. Государыня была очень приветлива со всеми. По воспоминаниям С.К. Буксгевден: «Все дипломаты разъехались из дворца под впечатлением ее обаяния». В 15 ч. Императрица Александра Феодоровна приняла генерал-майора Свиты П.П. Гротена, прибывшего с докладом от министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Тот просил успокоить Государыню, заверяя, что беспорядки носят несерьёзный характер. Императрица сообщила Государю в Ставку, что «беспорядки хуже в 10 часов

и меньше в 1 час». Также до Государыни дошли сведения о выступлении в Думе А.Ф. Керенского и о его призывах к насильственным действиям в отношении Царя. Императрица выразила надежду, что Керенского за «ужасную речь» повесят: «это необходимо (военный закон, военное время) и это будет примером».

Между тем, по словам генерала А.И. Спиридович: «24 февраля движение в Петрограде приняло более революционный характер. Бастовало около 170 тысяч рабочих». Требования «хлеба!» всё ещё главенствуют в риторике толпы. Лишь иногда, робко и неуверенно, появляются политические лозунги: «Долой Самодержавие, долой войну, долой правительство»! Те, кто организовал беспорядки, ещё не готовы выйти на первые роли. Они выжидают развитие событий. Одни предпочитают до времени оставаться в тени, другие считают выступления провокацией и ждут неминуемого подавления мятежа.