Отец просил передать всем тем, кто ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь , чтобы они не мстили за него, так как он всех простил и за всех молится, чтобы не мстили за себя и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь…

22 сентября 1915

Папá

Царское Село

Спасибо Тебе большое за обрадовавшую всех нас телеграмму.  Радуюсь, что с Тобой эта душка (то есть А.К.).  А как хорошо наша победа.  Слава Богу.  Все раненые ожили, и флажки на картах подвинулись вперед, то есть на Запад.  Мы три сидим в Мамá лиловой комнате и пишем Тебе, а Мамá уже в постели.  У нее сильно болит голова.  Она страшно жалеет, что не может написать Тебе.  Крепко тебя целует и желает спокойной ночи.

Настасья и я немножко погуляли сегодня и были в складе.  Там около 6 дам работает, и мадам Сапожникова (Сводного полка) невероятно толстая, и большею частью работает все не верно, так что Трине приходится распускать все сделанное.

В 6 часов Татьяна и я ездили к Ане.  Там были Григорий и Зина, не Анина, а та, что к нему часто ездит, очень милая и, наконец, княжна Гедройц.  Она решила лекцию не читать, так как Мамá не было, и ходили слушать Григория.  Он нам разливал чай и много хорошего рассказывал.  Говорит, как нам помогли эти сильные дожди и вообще все хорошее.  Погода ясная, но очень холодная — всего 1 градус тепла.  Сейчас приехал «Вечерний листок».  Там сказано, что прибыл в действующую армию.  Неужели это правда?  А. Не знаю, почему написала эту букву.

Ну, до свиданья, Папá-Солнышко.  Спи сладко и видь много хорошего.  Прости за глупое письмо.  Храни Тебя Бог.  Крепко Тебя, как люблю, целую.  Всей душой с Тобой.

 

23 октября 1915 года

Папе

Царское Село

Папá-Солнышко! Какая ужасная радость наши победы. Все наши раненые ожили, и Твои милые нижегородцы Иедигаров и Чахава рвутся обратно. Особенно последний, ему совершенно все равно куда идти, только б кого-нибудь рубить. Наша поездка в Лугу была весьма удачна. Выехали мы в 1 час 30 минут дня и прибыли туда через 2 часа 5 минут. Мамá и я уселись в извозчика исправника в 2 лошади. Сам же он со своим кучером ехал впереди в высоком шарабане. Ехали мы долго, по мягким песчаным дорогам и наконец попали в «Светелку».

Толстая В.П. Шнейдер, увидя Мамá, чуть не упала в обморок и от радости хохотала все время. Домик у них уютный, но совсем простой, деревянный. Там было 20 раненых. Оттуда мы поехали в другой лазарет, на противоположный конец города, кажется, в доме полиции, устроенный губернаторшей Адельберг. Там большею частью кавказских полков —4 эриванцаит.д., много грузин, с которыми старалась говорить на их языке, но то, что они отвечали, я не понимала, к сожалению. Покончив с этим, отправились в третий, тоже очень далеко.

Там 35 раненых, но тяжелых нет. Вернулись мы сюда в 7 часов с четвертью. Там в Луге устроен питательный пункт — и они уже 2 месяца ждут хоть одного солдата покормить, но это им не удается, и они с грустью смотрят на проходящие поезда. Наверно, написала массу глупостей, но мне сестры мешают ужасно своими бесчисленными разговорами. А вот и Алексей пришел в своем голубом халате, проститься с Мамá. Он уселся на пол и ест черные сухарики, он Тебя целует. Мамá читает нам агентские телеграммы, остальные вяжут, а я пишу. Погода у нас солнечная, но свежая. Снегу не особенно много. Ну, до свиданья, золотой мой, любимый Папá. Господь с Тобой. Крепко, крепко Тебя целую и кланяюсь Николаю Павловичу. Как он?

Твой верный Елисаветградец

21 ноября 1915 года

Папе

Царское Село

Совершенно не успела раньше написать Тебе.   Сейчас иду спать.   Нюта меня причесывает. Сегодня от нас уехал Иедигаров, что очень грустно.   На будущей неделе в полк, а пока в город к жене.    Карангозов тоже уехал домой, и еще некоторые уедут, к сожалению.

Мамá принимала 17 офицеров Семеновского полка и Цвецинский был тоже.   Он болен.  Многие только что встали, но непременно хотели при­ехать.   А сегодня в 2 часа был мой знаменитый концерт в пользу моего комитета.

Продолжаю 22-го. Сначала было очень скучно — бесконечные гим­ны и показывали фотографии на полотне, Тебя, нас всех и союзных Ко­ролей.   Потом пение.   Самое лучшее было балалаешники и песенники же­лезнодорожного полка.    Вот хорошо было — публика гудела от восторга.   Было много раненых, и им кричали ура.   Это был 28-й концерт Долиной.    Когда мы уехали (до антракта и было уже 4 часа), должны были играть музыканты Гвард. Эк.   Видели Пимана.   Ему и регенту железнодорож­ного полка поднесли венки. Дядя Георгий сидел с нами, так что было не особенно страшно.   Пришли мы в Вильну в 10 часов 15 минут утра.    Пер­вым делом влезли в 2 санитарных поезда, которые нас вовсе не ждали, и в питательный пункт.   Оттуда в хорошем закрытом моторе, которым уп­равлял солдатик, отправились в собор к мощам 3-х святых.  Там нас никто не ждал, наверху шла  обедня, а внизу кончался молебен.   По окон­чании оного отправились в лазарет — польских дворян.   Очень хорошо устроен, в огромной светлой зале, на хорах которой помещаются офицеры. Оттуда поехали к чудотворной иконе над воротами, и все было ни к чему, так как к образу не прикладывались, и Мама даром поднялась по крутому трапу.   Неожиданно встретили Павла Алексеевича на извозчике, что было очень приятно.

Потом были в огромном 3-этажном лазарете, в котором и Ты был.   Два  милых Эриванца там лежат (солдаты), оба были в Костроме и Кр. Селе.   Мы снимались там с многочисленными сестрами и офицерами.   Оттуда еще поехали в лазарет, где находится 19 офицеров, и наконец,  опаздавши на 25 минут, вернулись — и сейчас едем в Ковно.   Погода хорошая, 2 градуса тепла.   Надеюсь, Ты разберешь мой поганый, трясущий почерк.   В Ковне было очень хорошо.   В соборе епископ держал длинную речь, потом 1/2 молебна, приложились к образу и отправились в лазарет Красного Креста.   Оттуда еще в один, потом еще в 2,   много народу на улицах, и солдат тоже.    Мотор был освещен, и нас важно развозили в нем.   В последнем обошли пленных более 40 человек и 1 офицер.   Я их не  удостоила своим разговором.   С нами едет Настенька, так как у Изы жар и живот болит, и ее уложили на 3 дня в кровать.   На станции в темноте стояли наши 2 роты, 3-я и 4-я. Трудно узнать их из-за формы и темноты.    В. Никифоров был, Грицай и другие душки.   Такая радость.   Ocтальные поехали к границе мосты взрывать — жалко, как раз разъехались.

Были сегодня у Обедни.   Сейчас едем в поезде Ломана.

Христос с Тобой, Папá душка мой.

Целую Тебя крепко, крепко.

Твой верный Елисаветградец

5 марта 1916 года

Папе

Царское Село

Пишу Тебе, сидя на полу в Мамá кабинете.   Она и Мари играют в колорито — Татьяна вяжет чулок, а маленький уже наверху.   Были мы с сегодня в Петрограде.   Я имела удовольствие председательствовать 2 ч в большом комитете.   Вот было весело.   Епископ Анастасий, член комитета, сидел на иголках, так как опоздал к вечерне, которую должен был служить в Казанском соборе.  

Оттуда заехала к Ирине за Татьяной.   Она и тетя Ксения сидели у нее в гостях, а Феликс(ЮСУПОВ) , «сущий штатский», одет во все коричневое, ходил по комнате, рылся в разных шкафах с журналами и в сущности ничего не делал; весьма неприятное впечатление изводит, мужчина в такое время лодырничает.   Эти дни довольно холодно, но солнце светит и даже греет.   Очень скучно в такую погоду быть городе. Ах, вчера на пожертвование комитета приходила Н. В. Плевицкая — очень аппетитная. Хочет на Пасхе сделать свой первый концерт в каком-нибудь театре в пользу моего комитета.  Так мило!

Были мы сегодня на двух операциях в Большом доме, и в это время выносили тело Грабового и музыка играла «Коль славен», это так напомнило спуск флага на яхте, а потом похоронный марш.   

В городе мы встретили едущего на извозчике в простой шинели командира, Зеленецкого, который, наверно, ехал навестить «Птицу», так что нас и не заметил.   Передай сие Николаю Павловичу, он, наверно, возрадуется, и поклонись ему, пожалуйста.   У Ани в доме живет эти дни странница, слепая, с фонариком и огнем от Гроба Господня.   Помнишь, мы ее видели в Петергофе?   Такая она уютная, все молится и читает наизусть длиннейшие акафисты.   Ну, а теперь кончаю.   Храни Тебя Бог, Папá мой дорогой.   Крепко, крепко Тебя люблю и целую. Всегда Твой верный Елисаветградец.

Источник

5 апреля 1916 года

Папе

Царское Село

Так Ты попал в Ставку.    Надеюсь, скоро оттуда выберешься.   Так жал­ко, что Тебе не пришлось сегодня поработать на льду.   Вода была в уро­вень с мостком, так что было совсем легко перетаскивать куски, нам четырем и Нагорному.   Мы все время закрывали шлюзы (боялись тра­тить слишком много воды) — и куски бросали до двух досок, так что наводнение было редко удачное, брызгало даже сквозь щели камня. Временами отдыхали на маленьких табуретках, приносимых из дому.   Алексей подъезжал на своем моторе с маленьким Сергеем и красивым Алексеем, которые так и не слезали — уж очень за них боятся, не про­студились б и так далее.  

Обедня была удачна во всех отношениях — пели солдаты, очень хорошо, но в конце они напутали, начав петь литию, к которой батюшка не подготовлялся вовсе, и вместо «Христос Воскресе» спели «Вечную память» < … >  Алекс. Констант, был на встрече.   Были еще Емельянов и Николай Дмитриевич.   Заезжали мы утром в лазарет.   Вартанову чуть-чуть лучше, но все же очень слаб.   А днем были в Боль­шом дворце, но там все собирались слушать концерт, так что мы конфу­зились много и поспешили убраться, и пошли в лазарет к Мари и На­стасье.   Они там играли со своими ранеными в разные игры.   Чай мы пили у Ани с Кожевниковым и Родионовым.   После пришел Алексей и мы играли в «добчински-бобчински» и в почту, как в Хараксе — по­мнишь?   Во вторник они уезжают.

Настаська и Швыбзик Тебя целуют и идут спать.   Татьяна сидит око­ло и читает, а Мамá с Мари играют в колорито Ортипо спит у ее ног.   Сей­час ровно без 5 минут 9 часов.   Ну, а теперь кончаю.   Храни Тебя Бог, Папá золотой мой.   Как люблю крепко Тебя целую.

Твой Елисаветградец.

Источник

11 апреля 1916 года

Папе

Царское Село

Папá золото!    Как хорошо, что Тебе удалось во всех этих местах побы­вать.   Так должно быть все интересно.    У нас же все по-старому.   Погода средняя — и солнце светило, и дождь шел, вернее накрапывал.    Была се­годня у Сони Орбелиани жена Твоего эриванца Пурцеладзе с сыном — Андрюшей — прелестный мальчик с большими серыми глазами и золо­тистыми волосами.   

Ему 2 года.   Отец его в плену в Штральзунде, он не­сколько раз писал жене, но, конечно, ничего особенного передать не мо­жет.   А Мдивани оставляет полк, и все очень волнуются, не знают, кто будет новым.   Ужасно они его все любят.   Сейчас идет большая возня.   Ортипо носится по комнате, а маленький Швыбзик пищит.  

Мамá и Мари играют, как всегда, в колорито и по очереди выигрывают.   Аня изволит являться к Мамá ежедневно, часов в 12.   Жук, санитар сводного полка, возит ее в кресле и помогает ходить на костылях.   На льду мы давно не были. Последние дни ездили в разных шарабанах и сами правили. Это тоже неплохое занятие, а в особенности в хорошую погоду.   Были мы у Всенощной и до 8 часов было светло — очень приятно. Шведов на встре­че.   Завтра Аня приглашает его, Виктора Эрастовича и Деменькова к чаю (и нас).    Мари, конечно, радуется, как мопс. Мамá получила страшно хо­рошую телеграмму от Грузинского полка.    Как они все были обрадованы и тронуты Твоим поклоном     Командир полка еще здесь, но на днях собирается выписаться.

После перевязок мы ходили в Большой дом на операции.  Ну вот, кажется, все новости.

Источник

17 апреля 1916 года

Папе

Царское Село

Надеюсь, что это мое последнее письмо и Ты скоро вернешься.    Какая гадость, что на Охте*(*взрыв на пороховом заводе) .   Ресин ездил туда сегодня, и дядя Алек провел весь день там.   Татьяна услаждает наш слух игрой на рояле «Фибиха» — что очень скучно.   Мамá и Мари, конечно, играют в колорито Мы три ез­дили днем во второй раз верхом.   Мари на Твоем Гардемарине, я на Реген­те.  

Я была на нем же в Петергофе на нашем параде.   Каждая на полковой масти.  Настасья в шарабане разъезжала по Павловску.   Мы встретили ка­тающуюся в полузакрытом ландо косую Веру с гувернанткой.   Погода холодная, но менее ветреная.   На льду мы давно не работали.   До малень­кого мостика все расчищено, но временами покрывается тоненькой пе­леной льда (не знаю, правильно ли написала это слово).

Папá, душка, а как Тебе понравились наши пластуны?   Как хорошо, что Тебе удалось их повидать.   В среду мы были, как всегда, в городе.   Я по­лучила более 2000 рублей.   Хорошо, правда?   А до этого мы были в одном из моих лазаретов «Торговцы Сенной площади» на 50 коек. Особенно тя­желых там нет, и все имеют довольный вид.   Там что-то вроде заведующе­го или что-нибудь другое вице-адмирал Хомутов. Оттуда мы заехали к графине Гендриковой.   Она, бедная, ужасно выглядит, во всех смыс­лах. Мы были недавно в местном лазарете, здесь, в самом госпитале, и во II отделении в казармах 2-го стрелкового полка.   Оттуда отправились в лазарет Сибирского банка.  

Директор его некто Соловейчик — с длинным носом и маленькими мокрыми глазками. Сестры повторно писали Тебе о прошлом воскресении у Ани.  Мы были там с 5 ровно до 8, было очень весело — Николай Дмитриевич был очень смешной, он распоряжался всеми играми, а под конец рассказал 2 анекдота. 

А у Александра Константиновича, бедного, убит брат на Турецком фронте.  Он служил,  кажется, в Полтавском кубанском полку.  Воскресенье  до обедни в Пещерном церкви Жуков и я будем обращать урядника Кузнецова (первой сотни) в Православие, а во время обедни наверху он приобщится.   Алексей пришел сюда.  Будет сейчас молиться с Мама.  Он тебя целует.

Мне пора кончать.  Крепко тебя, ангел мой Папá, целую, как люблю.

Храни тебя Бог.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

19 апреля 1916 года

Папе

Царское Село

По случаю воскресенья мы снова посетили 2 лазарета. Один в казар­мах пулеметной команды Твоего кирасирского полка, другой в самом «особо эв. ц. с.» казармах 2-го и 3-го эскадронов гусарского полка.   Дрентельн ходил сюда с коробкой с медалями, и мы им раздавали.   Все очень благодарят.   Есть тяжелые, а выздоравливающие все хотят вернуться в строй и мило улыбаются, когда об этом их спрашивают.   Погода пасмур­ная и свежая.   Мамá все же лежала на балконе.

А сегодня утром до Обедни в пещерной церкви урядника Кузнецова переводили из старообрядчества в Православие.  Было весьма торжествен­но и хорошо.   Когда нужно было ноги миром мазать, ему подносили стул и он стаскивал свои туфли.   Батюшка радовался и держал поучительную короткую проповедь.   По окончании всего мой крестник Панфил поцело­вал меня в левую щеку.   Душка такая.  А во время обедни он причастился и все время держал зажженную свечу в руках.   Мамá и Алексей были тоже в церкви.   Приехали они к «Верую» и остались до конца. Сейчас мы си­дим у Мама после обеда.   После 5 часов отправились к Ане, где были Алек­сандр Константинович, Виктор Эрастович и Николай Дмитриевич. Мы пили вместе чай.  В 6 часов Алексей приехал, и мы начали играть.   Спер­ва в «добчински-бобчински», потом в шарады. Очень было весело и смеш­но, особенно когда Виктор Эрастович играл с Настасьей.  Николай Дмит­риевич помогал обеим партиям.   Алексей тоже, так как разгадывать ему невесело, ну он и играл.

Мадам Янова прислала нам много цветов из Ливадии.   Такая была ра­дость.   Глицинии лиловые, золотой дождь, иудино дерево, 1 пион и так далее и еще лиловые ирисы, которые со вчерашнего дня распустились.

Сейчас идет снег и уже все бело — что совсем не надо, но зато не очень холодно.   Прости, что пишу таким скверным почерком.    Завтра увидим, у Ани же, Вороновых.   Они приехали на несколько дней.   Семенов тоже здесь.   Мне это доложила его старшая сестра, которая в Большом дворце.   Вчера днем Татиана Константиновна сама правила в шарабане.   На что-то наехала, перевернулась и теперь лежит с порванными связками.   Вот, кажется, и все Царскосельские новости.

Ну, до скорого свидания.   Папá золотой мой.   Храни Тебя Бог.   Креп­ко, крепко Тебя целую.

Твой верный Елисаветградец

Источник

5 мая 1916 года

Папе

Царское Село

Поздравляю Тебя от всей души и крепко целую.   Сейчас уже 5 часов, а Мамá и Татьяна не вернулись из города.   Меня оставили, так как продол­жаю усиленно кашлять и так далее Мамá перевязала сегодня утром в ла­зарете Водяного.   Она пошлет Тебе бумагу, которую он сам написал.   У не­го ужасно славное лицо.

Погода ветреная, но солнечная. Очень спешу, а то опоздаю.

Господь с Тобой, золотой Папá мой.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

9 мая 1916 года

Папе

Царское Село

До сих пор не могла собраться написать Тебе.  Сидим мы сейчас после обеда у Мамá в лиловой комнате.  Она и Татьяна играют в какую-то игру, Мари разыгрывает «Иже херувимы» на рояле и фальшивит много.  Настаська что-то пишет.  Ортипо носился за машинкой и пряжкой на туфле у Труппа(лакей Императрицы Александры Федоровны), а теперь успокоился.    А как хорошо было у Всенощной.   Вся церковь была в зелени. Береза чуть-чуть распустилась и стояла везде, наверху и внизу по углам.   Погода здесь хотя и солнечная, но после Ви­тебска очень свежая. А там было очень хорошо.   Все в зелени, черемуха распустилась, фруктовые деревья тоже.  

Губернатора Арцимовича я одоб­ряю.   Он очень заботился, чтобы Мама не слишком утомилась и так да­лее.   И в городе и везде был отличный порядок.    Когда мы уезжали, ополченцы стояли шпалерами.   Некоторые оде­ты в гусарские мундиры, очень похожие на мои.   Завтра наш полковой праздник.    Я уже послала телеграмму, которую мне со станции вернули, так как я по ромольству не подписалась.   Обошли мы также санитарный поезд, который как раз подоспел вовремя.  

Мы прошли 15 вагонов, а теп­лушки и не успели, и Мама было бы слишком трудно.   Она, слава Богу, молодцом — по-улански.   Так уютно было спать в поезде, только слиш­ком свежо, так что рано просыпаешься.   С нами была встреча, заключав­шая в себе 2-х казаков, 1-го урядника и офицера — то есть Золотарева, помнишь?   Он был с Тобой в последнюю поездку. Кажется все.   Скажи ад­миралу, что Оля вернулась.   Она загорела, чувствует себя лучше, но все еще очень нервничает и легко плачет.   Остальные фрейлины без перемен.

А как ужасно грустно смерть адмирала Эссена.   Помнишь, как он, бы­вало, приходил на вельботе со «Слава Богу» и портфелем к Тебе с докла­дом? А про взрыв с снарядами я и не пишу, это такая мерзопакостность.

Теперь кончаю. Храни Тебя Бог, золото мое Папá душка. Крепко, крепко люблю и целую Тебя.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

16 июня 1916 года

Папе

Царское Село

Ну, как Ты?   Мы все слава Богу.   Погода стала наконец теплей, но ве­чера все еще сырые — так что после 9 часов Мамá молится с Алексеем, и мы идем в комнаты, что жалко, так как еще светло, а здесь чувство зимы. Сегодня днем мы долго и много работали в складе.   Было довольно весело, и мы накатали большое количество бинтов.  

С нами там работали жена и очень миленькая дочь графа Дмитрия Ивановича Толстого и другие.   Вы­ставка до сих пор весьма удачна и довольно интересна.   Самый красивый отдел лазарета Мари и Настасьи.   Все наши работы раскуплены, так что снова работаем. Мамá и маленькие особенно стараются.   Татьяна ездила в 6 часов верхом, а я слушала репетицию пьесы у Ани в доме.  Теперь уже совсем хорошо идет, и даже Аля довольна милыми актерами, которые, правда, очень стараются.   Тетя Ольга писала, что бедный Дафнэ умер и она и Эмилия Ивановна много плакали, хороня его под клумбой. В тен­нис как-то не пришлось играть.  Папáдушка, я очень хочу Тебя видеть.

Кланяйся Николаю Павловичу и Лозинскому.   Какая скука ехать завтра в город на пожертвования и в какой-нибудь лазарет.   А какой ужасный случай с бедным Казбеком.   Это уже третий сын. Извиняюсь за глупое письмо, выходит что-то очень разбросано и глупо.   До свиданья, Папá-солнышко.   Храни Тебя Бог. Крепко, крепко Тебя целую как люблю.

Источник

21 июня 1916 года

Папе

Царское Село

Ужасно рада, что Ты скоро возвращаешься.    Сижу с Мамá на балконе после завтрака. Только что вышла Иза и уселась в кресло, которое я себе наметила.    Сестры идут сейчас в Большой дворец и лазарет и, кажется, не особенно радуются.   Когда они вернутся, поедем к нашим.   У них там уст­роен крокет, и мы будем играть.  Алексей со своей многочисленной сви­той едет в Ропшу, но вернется к 6 часам, чтоб идти к Ане.   

Александр Константинович уехал на Кавказ покупать лошадь и так далее, так что по воскресеньям бывает менее уютно, хотя и весело.   Между прочим, ба­тюшка Кедринский попал под трамвай, и ему отняли левую ногу — бед­ный, так неподходяще для священника.   В среду Татьяна и я пили чай у Бабушки на Елагине и вернулись в первый раз на моторе.   Ехали час пять минут, так как дороги чинятся в городе и большая толкотня.   Ирина и Феликс пили у нас вчера чай.  

Они говорили, что Андрюша ходит пажом со шпорами — и весьма конфузился первое время.   А сегодня у нас будет Костя.   Он уезжает на днях в полк.   Иза продолжает сидеть и много гово­рить.   Наши эриванцы слишком скоро поправляются и завтра самый ми­лый из них возвращается в полк, что очень грустно.   За все эти месяцы у нас 15 офицеров их полка лежали.  

Мы познакомились у Ани с бывшим нижегородцем Кусовым.   Он в Московском драгунском полку уже четы­ре года. Мы сразу почувствовали себя дома с ним, а он еще больше, и он массу говорил.   Вчера вечером он был у нас, граф и графиня Граббе, Нини Воейкова и Эмма Фредерикс.   Аля пела, было довольно уютно.   Иза, нако­нец ушла, и я кончаю.

Храни Тебя Бог, Папá, золото мое.   Крепко, крепко Тебя целую и люб­лю.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

25 июня 1916 года

Папе

Царское Село

Не успела написать Тебе с сегодняшним фельдъегерем, так как вре­мени не было.   Были мы в лазарете Большого дворца сегодня днем с Алек­сеем и было удивительно скучно и слабо, так как мы и сестры стояли у одного дерева, а раненые у другого, и долго не могли разойтись.   А после сыграли в теннис в первый раз после Твоего отъезда.    Четыре сета по-разному, и я все проиграла.   Погода была чудная, и солнце сильно припека­ло, так что понемногу начинаем загорать, а вечера совсем свежие, так что в платье холодно сидеть.   

Здесь, на балконе, стало очень уютно, так как Мамáприобрела новую соломенную мебель, сделанную инвалидами, и горят две лампы.   Сейчас принесли чайный стол, и Галкин усердно пи­хает Аню в кресле под столом. Папá душка, я много о Тебе думаю эти тревожные дни.  

Бог даст, все скоро пройдет и «будет легче», как Григо­рий всегда говорит. Ах, да!   Были мы четыре, Иза, Кира и Вильчковский в Колпине вчера днем.   Там гораздо теплее, чем здесь, и очень кра­сиво около реки.   Мы были в шести лазаретах и церкви, где находится образ Св Николая Чудотворца (чудотворный).  Там было довольно много рабочих и между инженер-механиками Соловов — помнишь его на яхте, а потом на «Абреке».  

Извиняюсь за только что сделанную кляксу.   У нас в лазарете находится Коленкин — у него нарыв в левом ухе, но уже луч­ше.   Прибыл он в Александрийск только неделю, но его уже очень полю­били, и он рвется обратно.

Ну, теперь кончаю. Храни Тебя, Папá, ангел мой.

Целую и люблю Тебя крепко, крепко.

Источник

24 августа 1916 года

Папе

Царское Село

Твоя вечерняя телеграмма всех нас очень обрадовала.   Помоги Тебе Господь.   Погода вчера была чудная, но к чаю стало свежее и дождь по­шел.   Швыбзик с нами завтракал, но сидел за отдельным столом на солн­це.   Ос было много меньше.   Мы были в 9 часов у Обедни в пещерной церк­ви .   Маленький батюшка Анфис служил.   Много аппетитных детей ниже колен причащалось, и мне стоило больших усилий не броситься и не по­давить их.  

После этого мы поехали на перевязки в лазарет, очень скоро всех перевязали, так как больных было мало, и пошли играть в крокет.   Споров и смеху было много, так как более нечестно, как мы играли, я думаю, играть нельзя.   Остальные все неходячие раненые сидели в крес­лах и на скамейках, как в театре, и страшно хохотали.   Алексей просил Тебя поцеловать и сказать, что напишет про Ирину Толстую.   Мы уютно провели время у Ани с ней и Ритой Хитрово.   Она еще больше выросла и ужасно милая.   Вечером мы прокатились с Мамá в полуоткрытом моторе вокруг бульвара и немножко дальше, было очень тепло и темно.   Да, а днем мы были в Большом дворце.

 Половина раненых была в саду, а когда пошел дождь, их перетащили в большую палатку, где они мило и долго жили. Аня завтракала у княгини Палей.   Муж Али приехал на несколь­ко дней.   Он загорел и возмужал, но слаб в черкеске.   Он переходит в 3-й Уланский полк, совсем не надо, правда?    Аня читала нам прелестные сти­хи Володи Палей, переписанные его матерью.    Ну, а сегодня утром ез­дили мы как всегда в лазарет.    К концу перевязок Мама приехала к об­щей радости.   А погода зато ужасная.  

Дождь идет, свежо и туман.   Завтра­кали мы наверху в игральной, так как у Алексея немного болит рука.  Он жалеет, что не может написать Тебе сегодня.   Сидели днем там час — Mr. Gilliard читал Алексею что-то, а до и после чая показывал нам его вол­шебный фонарь(аппарат для проекции нарисованных прозрачными красками изображений на экран) . Сейчас сижу у Мамá в лиловой комнате у окна.   Толь­ко что спустились.   Она собиралась отдохнуть, но ей напомнили, что Ордин и Апраксин ждут, и пришлось идти принимать их.   Наверху в крас­ной комнате сидит за роялем настройщик и уже порядочно надоел, стуча все по одной ноте.

Ну, Папá родной мой, теперь кончаю.

Христос с Тобой. Кланяюсь Коле, а Тебя крепко, крепко целую.

Источник

27 августа 1916 года

Папе

Царское Село

Пишу Тебе в лиловой комнате Мамá, на Твоем удобном кресле.   Она только что вышла.   Обедаем мы эти дни в игральной, и это совсем уютно.   Погода сегодня хотя и ясная, но холодная.   Мы ездили днем в 2-х экипа­жах в Павловск в лес.   Хорошо там было и напоминало и Беловеж, и Шхе­ры, так как нашли несколько ягод брусники и черники.   Дядя Павел пил с нами чай и говорил после с Мамá«отдельно», а мы тем временем отпра­вились к Татиане, которая приехала на несколько дней из деревни и жи­вет в Стрельне, а сегодня провела день в Павловске.   Она выглядит не­множко лучше, хотя так же худа.    Видели мы Твою крестницу Екатерину на руках у бабушки, и она очень мила. Про Всеволода я уже не говорю.    Костя сидел все время и мешал.   Георгий тоже, он имел насморк и все время вмешивался в разговор, что скучно.   Были после у Всенощной в верхней церкви, и батюшка говорил длинную, но хорошую проповедь.  

Жаль, что больше народу его не слышит.   Вчера мы 2 были в городе. Ездили сперва посмотреть склад пожертвованных вещей Татьяниным беженцам.  Нейдгарт был очень важен. Оттуда отправились в Зимний дво­рец, Татьяна на комитет, а я на пожертвование.   Денег получила много, более 2000 рублей, но народу было совсем мало.   Волконский был очень милый, и говорил интересные вещи.   Графиня Карлова была «ымынынныцей», и мы все забыли ее поздравить, конечно.    Чай мы пили на Елаги­не с Бабушкой и тетей Ксенией.   

Тетя Ксения была простужена и чувство­вала себя нехорошо и была бледной, а Бабушка, слава Богу, хорошо.    Она была очень рада хорошим новостям.    Вася сперва показывался, а потом был страшно весел.    Он едет скоро в Крым на место возвращающихся Феодора, Никиты и Ростислава.    Другие два остаются еще для здоровья.    У Ирины уже болел там живот, и она лежала несколько дней.    Аня теперь пришла и уселась в Твое кресло, а я переехала к роялю.   

Днем мы были в Большом дворце.   Там лежат 4 молодых прапорщиков, преображенцы.    Все вместе и их палата называется «детской», так как они шалят там, как маленькие дети, за что им иногда попадает, но что им, бедненьким, дру­гого делать.  Сейчас пора идти спать, потому кончаю, Папá мой дорогой.    Все страшно радовались Твоему письму Мамá. Она читала нам отрывки, и мы мысленно давили и ужасно Тебя любили, Папа золотце.   

Продол­жаю 28-го. Сидим на балконе и пьем чай. Погода редко хорошая.   Ездили мы днем снова кататься и в одной лавочке за фермой в Павловске купили 2 чудные банки с земляничным и брусничным вареньем.    Алексей тоже весь день в саду.    Днем, до прогулки, мы были на крестинах сына прапор­щика Кобба.    Мари была.крестной матерью, а бывший улан Яковлев (ко­мендант ее поезда) отцом.   Его старший мальчик, которого крестила в про­шлом году Мамá, был очень мил.    Николай Дмитриевич дежурный, так что Мари очень суетится и кричит на балконе.    Видели мы у Ани жену и дочерей Григория Ефимовича.   Она такая уютная и хорошая.   Папá душ­ка, мне пора кончить.    Сейчас едем ко Всенощной и на общей исповеди — прошу у Тебя прощения.

Храни и помоги Тебе Господь.

Крепко, горячо Тебя, родной мой Папа, целую как люблю.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

1 сентября 1916 года

Папе

Царское Село

Только что видела одного офицера моего полка. Он был ранен и кон­тужен и на днях уже возвращается в полк. Сейчас едем кататься с Мама и Аней в 2 разных экипажах. У Татьяны русский урок. Мари и Настасья мучают вовсю Петра Васильевича. Сегодня утром у нас была операция тому контуженому офицеру, которого Ты видел в Тифлисе, и он просил о переводе сюда. Помнишь его? Но сейчас головой он больше не трясет, хотя левая рука и нога не действуют.

Ну вот, теперь у нас 6 часов. Мы хорошо днем прокатились, ездили по всем улицам Павловска, совершен­но незнакомым. Там много уютных домиков. Получили только что пись­мо от дяди Сандро. Пишет, что видел Тебя, и я ему завидую. Какое там у всех хорошее настроение и вообще, видимо, всем очень доволен. Папа душ­ка. Теперь я кончаю — глупое письмо.

Помоги и храни Тебя Господь.

Крепко, горячо Тебя целую.

Твой верный Елисаветградец.

Источник

7 ноября 1916 года

Папе

Царское Село

Мы только что с Мамá завтракали, и она уже принимает Вильчковского.  Татьяна имеет урок, Мари и Настасья пошли в свой лазарет, а в 3 часа поедем с Настенькой кататься.  Снегу хотя и много, но все же ез­дим в коляске.  Уже два раза, что я была в лазарете, ничего не делала, но так посидела с ними.  Но все еще заставляют меня больше лежать, и Евге­ний Сергеевич вспрыскивает ежедневно мышьяк, отчего я немножко во­няю чесноком, и это менее приятно.  Более интересного я сообщить не имею принимала вчера моего молочного брата, вольно определяющегося моего полка.  Он довольно мил, но в нем мало еще выправки, и мы друг друга немного конфузились.

Часто встречаем в Павловске гуляющую княгиню Палей, в собствен­ном приятном обществе.  Двух же княжат реже.  Ну, Папá душка, теперь кончаю.  Видела сегодня вернувшегося из Евпатории КНЯЗЯ Геловани. Он хорош, поправился.

Крепко Тебя и Алексея целую.

Храни Тебя Бог.

Твой Елисаветградец.

Источник

7 ноября 1916 года

Папе

Царское Село

Мы только что с Мамá завтракали, и она уже принимает Вильчковского.  Татьяна имеет урок, Мари и Настасья пошли в свой лазарет, а в 3 часа поедем с Настенькой кататься.  Снегу хотя и много, но все же ез­дим в коляске.  Уже два раза, что я была в лазарете, ничего не делала, но так посидела с ними.  Но все еще заставляют меня больше лежать, и Евге­ний Сергеевич вспрыскивает ежедневно мышьяк, отчего я немножко во­няю чесноком, и это менее приятно.  Более интересного я сообщить не имею принимала вчера моего молочного брата, вольно определяющегося моего полка.  Он довольно мил, но в нем мало еще выправки, и мы друг друга немного конфузились.

Часто встречаем в Павловске гуляющую княгиню Палей, в собствен­ном приятном обществе.  Двух же княжат реже.  Ну, Папá душка, теперь кончаю.  Видела сегодня вернувшегося из Евпатории КНЯЗЯ Геловани. Он хорош, поправился.

Крепко Тебя и Алексея целую.

Храни Тебя Бог.

Твой Елисаветградец.

Источник

23 апреля 1917 года

To my beloved Mama

К страданиям чужим 
Ты горести полна
И скорбь ничья Тебя не 
Проходила мимо. 

К себе лишь Ты одной всегда неумолима.
Всегда безжалостна и вечно холодна.
Но если б видеть Ты любящею душою 
Могла со стороны хоть раз свою печаль-
О, как самой себя Тебя бы стало жаль. 

И как бы плакала Ты грустно над собою. 
To my beloved Mama».

Источник

Июнь 1918 года

Екатеринбург

Пошли нам, Господи, терпенье,
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжёлый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и униженья
Христос, Спаситель, помоги!

Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной,
В невыносимый, смертный час…

И, у преддверия могилы,
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молится кротко за врагов!

Источник