* * *

1 Граф П. К. Бенкендорф об этом визите пишет: «24-го июля (11 июля по старому стилю.— Сост.), уже в качестве премьер-министра, Керенский приехал в Царское Село и заявил, что Их Величествам небезопасно оставаться здесь и лучше уехать куда-нибудь внутрь России, подальше от фабрик и гарнизонов. „Большевики нападают теперь на меня, потом будет ваш черед»,— сказал он. Царь просил отправить их в Ливадию. Керенский считал это возможным и просил Государя начать сейчас же приготовления к путешествию. Он указал вместе с тем, что удобной резиденцией может быть имение великого князя Михаила Александровича в Орловской губернии, и, по-видимому, предпочитал это место Крыму. Уезжая, Керенский советовал царю готовиться к дороге в строгой тайне, чтобы не привлекать внимания караульных солдат» (Отъезд царской семьи из Царского Села… С. 4).

Сам Николай II записал в дневнике: «Утром погулял с Алексеем. По возвращении к себе узнал о приезде Керенского. В разговоре он упомянул о вероятном отъезде нашем на юг, ввиду близости Ц<арского> Села к неспокойной столице. По случаю именин Ольги пошли к молебну. После завтрака хорошо поработали там же; срубили две ели — подходим к седьмому десятку распиленных деревьев. Кончил читать 3-ю часть трилогии Мережковского «Петр»; хорошо написано, но производит тяжелое впечатление».

2 Предположительно запись в дневнике означает, что Александра Федоровна получила весть от штабс-ротмистра Н.Я. Седова и послала четвертое письмо Ю. А. Ден.

1 В связи с предполагаемым отъездом из Царского Села в Ливадию Александра Федоровна упаковывала некоторые вещи.

2 В эти дни Николай II читал вслух книгу «Тартарен в Альпах».

1 Предметом семейного чтения вслух в этот день было произведение А. Конан Доила «Отравленный пояс».

1 Александра Федоровна готовилась к переезду из Царского Села. Только 28 июля царской семье было сообщено о дате отъезда. С горечью записал в дневнике Николай П: «После завтрака узнали от гр<афа> Бенкендорфа, что нас отправят не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток! Но куда именно, не говорят,— даже комендант не знает. А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!!»

А. Ф. Керенский позднее объяснял эту ситуацию так: «Первоначально я предполагал увезти их куда-нибудь в Центр России; останавливался на имениях Михаила Александровича и Николая Михайловича. Выяснилась абсолютная невозможность сделать это… Немыслимо было увезти их на юг. Там уже проживали некоторые из великих князей и Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов я остановился на Тобольске […]» (Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 235). Вопрос об отправке царской семьи в Тобольск был решен окончательно на совещании четырех министров: князя Г. Е. Львова, М. И. Терещенко, Н. В. Некрасова и А. Ф. Керенского. Остальные члены Временного правительства, по утверждению Керенского, не знали «ни о сроке, ни о направлении».

2 Император продолжал в кругу семьи чтение вслух повести А. Конан Доила «Этюд в багровых тонах».

1 Николай II в этот день сделал в дневнике следующую запись: «Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, крепость духа и тела в нынешние тяжелые времена. Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божьей Матери. Как-то особенно тепло было молиться Ее святому лику вместе со всеми нашими людьми. Ее принесли и унесли через сад стрелки 3-го полка. Поработал на той же просеке; срубили одну ель и начали распиливать еще две. Жара была большая. Все уложено теперь, только на стенах остались картины. До обеда видел Бенкендорфа, а вечером коменданта».

2 В дневнике протоиерея Афанасия Беляева имеется описание церковной службы: «Воскресенье. День рождения бывшего наследника Алексея Николаевича. По приезде во дворец в 10 часов утра прошли прямо в церковь в сопровождении дежурного караула. Приготовлений к отъезду никаких не заметно. Камердинер, пришедший от бывшей императрицы, принес небольшой пучочек гвоздики и сказал: „Ее Величество просит вас положить эти цветы на образ знамения Божьей Матери, который принесут к двум часам в дворцовую церковь. Эти цветы, во время молебна полежав на иконе, должны быть возвращены Ее Величеству обратно. Она желает взять их с собою в дорогу». […] В 11 часов началась литургия. Как-то невольно чувствовалось, что это последняя Божественная литургия совершается в бывших царских покоях и последний раз бывшие хозяева своего родного дома собрались горячо помолиться, прося со слезами, коленопреклоненно, у Господа помощи и заступления от всех бед и напастей. За литургиею присутствовала вся царская семья и вся их уже очень малочисленная прислуга. К 12 часам литургия кончилась. Давая целовать крест, я сказал последнее слово […]: „Ныне духовно празднуя день рождения благоверного Алексея Николаевича, для своих пожеланий я не подберу слов, не умею выразить словами того, что желало бы сказать мое сердце. Но, убежденный в истине слов «сердце сердцу весть подает», я глубоко уверен, что и без слов мои сердечные пожелания отзовутся, проникнут в отзывчивые сердца здесь стоящих и молящихся». Бывшая царица плакала, а бывший царь, видимо, волновался. Целуя крест, Николай Александрович сказал: „Благодарю вас», все остальные подходили и целовали крест молча. Так кончилась моя последняя служба в Александровском дворце для бывшей царской семьи […]» (ГА РФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 2077. Л. 26 об., 27-27 об.).

3 Из Знаменской церкви Царского Села для напутственного молебна в Александровский дворец была принесена чудотворная икона. Об этом подробно писал в своем дневнике протоиерей А. И. Беляев: «Мы с пением тропаря „Необоримую стену и Источник чудес» встретили показавшуюся в дверях св<ятую> икону, сопровождаемую о<тцом> пр<отоиереем> Сперанским со своим диаконом. Икону торжественно пронесли по коридорам дворца и поставили, не снимая с носилок, посередине церковного зала. Тотчас же явилась вся царская семья. Свита, прислуга и караул. На икону, на венчик младенца Спасителя я положил цветы гвоздики. Начался молебен. Царская семья, преклонив колена, усердно молилась, стоя на своих обычных местах […]. По окончании молебна все приблизились к иконе и, земно кланяясь пред нею, приложились к лику Богоматери. Я снял лежащие на иконе цветы и подал их бывшей императрице, целуя ее руки. После этого бывший Государь молча подошел ко мне под благословение, за ним супруга его, дочери и бывший наследник. Икону подняли на руки принесшие ее солдаты и понесли через круглое зало в парк. За иконою шло духовенство, певчие, царская семья на балкон, до спуска в парк, где и остановились. Икону понесли дальше, а мы, возвращаясь в церковь, уже окончательно последний раз поклонились бывшему царю и его семье […]» (ГА РФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 2077. Л. 27 об.-28).

1 Обстановку отъезда царской семьи в тобольскую ссылку передают строки дневника Николая II: «После обеда ждали назначения часа отъезда, кот<орый> все время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10 ¹/2 милый Миша вошел в сопровождении Кер<енского> и караульн<ого>. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно. Когда он уехал, стрелки из состава караула начали таскать наш багаж в круглую залу. Там же сидели Бенкендорфы, фрейлины, девушки и люди. Мы ходили взад и вперед, ожидая подачи грузовиков. Секрет о нашем отъезде соблюдался до того, что и моторы, и поезд были заказаны после назначенного часа отъезда. Извод получился колоссальный! Алексею хотелось спать,— он то ложился, то вставал. Несколько раз происходила фальшивая тревога, надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело. Выпили чаю, и, наконец, в 5 1/4 появился Кер<енский> и сказал, что можно ехать. Сели в наши два мотора и поехали к Александ<ровской> станции. Вошли в поезд у переезда. Какая-то кавалер<ийская> часть скакала за нами от самого парка. У подъезда встретили И. Татищева и двое комиссаров от прав<ительст>ва для сопровождения нас до Тобольска. Красив был восход солнца, при кот<ором> мы тронулись в путь на Петроград и по соедин<ительной> ветке вышли на Северн<ую> ж<елезно>д<орожную> линию. Покинули Ц<арское> С<ело> в 6.10 утра».

2 Граф П. К. Бенкендорф рассказывал о встрече двух братьев: «Он (Керенский.— Сост.) мне сообщил, что сейчас приедет великий князь Михаил Александрович. Министр устроил это свидание, чтобы братья могли проститься. Я передал об этом царю, который был тронут и удивлен. Когда великий князь приехал, то Керенский вместе с ним и ординарцем первым вошел в кабинет Его Величества. Он сел за стол и рассматривал альбомы. Офицер оставался у двери. Свидание длилось 10 минут.

Братья были так взволнованы тем, что приходится говорить при свидетелях, что почти не находили слов. Великий князь, весь в слезах, сказал мне, что он не рассмотрел даже как следует лица царя.

Керенский уселся затем в приемной. Мы разговаривали о разных вещах. Так как он уверял меня несколько раз, что отсутствие Их Величеств продлится не больше нескольких месяцев, то я спросил его, когда можно рассчитывать на возвращение царской семьи. Он снова убеждал меня, что после Учредительного собрания, в ноябре, ничто не помешает царю или вернуться в Царское Село, или уехать, куда он захочет» (Отъезд царской семьи из Царского Села… С. 4).

3 Т. Е. Боткина (дочь доктора Е. С. Боткина) вспоминала: «Отъезд назначен был в 1 час ночи, а выехали они около 6 часов утра. Великие княжны много плакали, императрица тоже была встревожена, а мой отец ходил от одних к другим с бутылочкой капель и всех утешал. Когда все уселись, Керенский подскочил к автомобилям и повелительно крикнул: „Можно ехать!»

Тотчас же весь поезд тронулся по направлению к императорской ветке. Из лиц свиты Их Величества сопровождали: фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, гоф-лектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер, генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев, гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков, Петр Андреевич Жильяр и мой отец.

Доктор Деревенко с разрешения Керенского получил отпуск и должен был приехать впоследствии, фрейлина баронесса Буксгевден вынуждена была остаться в Петрограде из-за предстоявшей ей операции аппендицита. Охрану нес Отряд особого назначения Гвардейских стрелковых батальонов, каждая при двух офицерах на роту: от 1-го полка — прапорщики Зима и Мяснянкин, от 2-го — прапорщики Семенов и Пыжов, от 4-го — поручики Каршин и Малышев. Хозяйственной частью заведовал все тот же капитан Аксюта, комендантом и начальником отряда был полковник Кобылинский, при нем адъютант — поручик Мундель. Офицеры все были не кадровые, а прикомандированные, в большинстве очень левого направления, за исключением Мунделя, уже немолодого человека, бывшего правоведа, действительного статского советника, занимавшего какое-то большое место в одном из министерств, и поручика Малышева, сразу приобретшего расположение царской семьи.

Остальные офицеры тоже держали себя очень корректно […]. Кобылинский получил от Керенского бумагу, в которой предписывалось всем: „Слушаться распоряжений полковника Кобылинского, как моих собственных. Александр Керенский». Кроме бумаги, были устные наставления поддерживать в Тобольске царскосельский режим […]» (Мельник (Боткина) Т. Е. Указ. соч. С. 62-63). Перед отъездом Александра Федоровна написала прощальное письмо своей подруге Анне Вырубовой: «[…] Дорогая моя мученица, я не могу писать, сердце слишком полно, я люблю тебя, мы любим тебя, и благословляем, и преклоняемся перед тобой,— целуем рану на лбу и глаза, полные страдания. Я не могу найти слова, но ты все знаешь, и я знаю все, расстояние не меняет нашу любовь — души наши всегда вместе, и через страданья мы понимаем еще больше друг друга. Мои все здоровы, целуют тебя, благословляют, и молимся за тебя без конца. Я знаю твое новое мучение — огромное расстояние между нами, нам не говорят, куда мы едем (узнаем только в поезде) и на какой срок, но мы думаем, это туда, куда ты недавно ездила,— святой зовет нас туда и наш друг. Не правда ли, странно, и ты знаешь это место. Дорогая, какое страданье наш отъезд, все уложено, пустые комнаты — так больно, наш очаг в продолжение 23 лет. Но ты, мой Ангел, страдала гораздо больше! Прощай… Всегда с тобой; душа и сердце разрывается уезжать так далеко от дома и от тебя и опять месяцами ничего не знать, но Бог милостив и милосерден. Он не оставит тебя и соединит нас опять. Я верю в это — и в будущие хорошие времена. Спасибо за икону для Бэби» (Танеева (Вырубова) А. А. Указ. соч. С. 147-148; Письма царской семьи… С. 102-104). Впереди для царской семьи была тобольская ссылка и полная неизвестность.

1 По этому поводу имеется запись в дневнике Николая II: «Прибыл новый комиссар от Врем<енного> прав<ительства> Панкратов и поселился в свитском доме с помощником своим, каким-то растрепанным прапорщиком. На вид — рабочий или бедный учитель. Он будет цензором нашей переписки […]».

Постановлением Временного правительства от 21 августа 1917 года Василий Семенович Панкратов (1864-1925) был назначен комиссаром по охране бывшего царя и его семьи. Его помощником был утвержден прапорщик эсер Александр Владимирович Никольский. Комиссару В. С. Панкратову перед его отъездом в Сибирь А. Ф. Керенским была вручена специальная инструкция, которая детально регламентировала режим содержания царской семьи в Тобольске. Комиссару был подчинен полковник Е. С. Кобылинский. В прошлом В. С. Панкратов (член организации «Народная воля», позднее партии эсеров) имел большой революционный стаж. В 1884 г. он оказал вооруженное сопротивление при аресте в Киеве и убил жандарма. Был приговорен к смертной казни, которая из-за его несовершеннолетия заменена 20-летней каторгой. С 24 декабря 1884г. по 8 марта 1898г. содержался в Шлиссельбургской крепости, а затем был сослан в Якутию; позднее вернулся к политической деятельности. По прибытии в Тобольск комиссар и его помощник активно включились в революционную пропаганду и добились влияния в Тобольском Совете рабочих депутатов. Однако через некоторое время из-за конфликта с солдатским комитетом и фракциями Совета 26 января (8 февраля) 1918 года они были смещены с занимаемых должностей как представители старой власти.

Позднее комиссар В. С. Панкратов оставил воспоминания, в которых рассказывал о первой встрече с царской семьей в Тобольске: «Не желая нарушать приличия, я заявил камердинеру бывшего царя, чтобы он сообщил о моем прибытии и что я желаю видеть бывшего царя. Камердинер немедленно исполнил поручение, отворив дверь кабинета бывшего царя.

— Здравствуйте,— сказал Николай Александрович, протягивая мне руку.— Благополучно доехали?

— Благодарю вас, хорошо,— ответил я, протягивая ему руку […].

Надо заметить, что бывший царь во все время нашей беседы улыбался.

— Как вы устроились и расположились?

— Недурно, хотя и есть некоторые неудобства, но все-таки недурно,— ответил бывший царь.— Почему нас не пускают в церковь, на прогулку по городу? Неужели боятся, что я убегу? Я никогда не оставлю свою семью.

— Я полагаю, что такая попытка только ухудшила бы ваше положение и положение вашей семьи,— ответил я.— В церковь водить вас будет возможно. На это у меня есть разрешение, что же касается гулянья по городу, то пока это вряд ли возможно […].

— Я желал бы познакомиться с вашей семьей,— заявил я.

—Пожалуйста; извиняюсь, я сейчас,— ответил бывший царь, выходя из кабинета, оставив меня одного на несколько минут.

Кабинет бывшего царя представлял собой прилично обставленную комнату, устланную ковром; два стола: один письменный стол с книгами и бумагами, другой простой, на котором лежало с десяток карманных часов и различных размеров трубки; по стенам — несколько картин, на окнах — портьеры.

—Каково-то самочувствие бывшего самодержца, властелина громаднейшего государства, неограниченного царя — в этой новой обстановке? — невольно подумал я. При встрече он так хорошо владел собою, как будто бы эта новая обстановка не чувствовалась им остро, не представлялась сопряженной с громадными лишениями и ограничениями. Да, судьба людей — загадка […].

— Пожалуйста, господин комиссар,— сказал снова появившийся Николай Александрович.

Вхожу в большой зал и к ужасу своему вижу такую картину: вся семья бывшего царя выстроилась в стройную шеренгу, руки по швам; ближе всего к входу в зал стояла Александра Федоровна, рядом с нею Алексей, затем княжны. — Что это? Демонстрация? — мелькнуло у меня в голове и на мгновение привело в смущение.— Ведь так выстраиваются содержащиеся в тюрьме при обходе начальства. Но я тотчас же отогнал эту мысль и стал здороваться. Бывшая царица и ее дети кратко отвечали на мое приветствие и все вопросы […]» (Панкратов В. С. С царем в Тобольске. Из воспоминаний. М., 1990. С. 12-14).

1 Русской Православной Церковью в этот день отмечался праздник: Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии.

Николай II записал в дневнике: «Первый раз побывали в церкви Благовещения, в кот<орой> служит уже давно наш священник (имеется в виду духовный наставник царской семьи в Тобольске отец Алексей.— Сост.). Но удовольствие было испорчено для меня той дурацкой обстановкой, при которой совершалось наше шествие туда. Вдоль дорожки городского сада, где никого не было, стояли стрелки, а у самой церкви была большая толпа! Это меня глубоко извело».

Комиссар В. С. Панкратов красочно описывает в своих воспоминаниях первое посещение царской семьей Благовещенской церкви, расположенной рядом с Губернаторским домом: «Николаю Александровичу было сообщено, что завтра обедня будет совершена в церкви, что необходимо к восьми часам утра быть готовыми. Пленники настолько были довольны этой новостью, что поднялись очень рано и были готовы даже к семи часам. Когда я пришел в 7 ¹/2 часов утра, они уже ожидали. Минут через 20 дежурный офицер сообщил мне, что все приготовлено. Я передаю через князя Долгорукова Николаю Александровичу. Оказалось, что Александра Федоровна… решила не идти пешком, а ехать в кресле, так как у нее болят ноги. Ее личный камердинер быстро вывез кресло к крыльцу. Вся семья вышла в сопровождении Свиты и служащих, и мы двинулись в церковь. Александра Федоровна уселась в кресло, которое сзади подталкивал ее камердинер. Николай II и дети, идя по саду, озирались во все стороны и разговаривали по-французски о погоде, о саде, как будто они никогда его не видели. На самом же деле этот сад находился как раз против их балкона, откуда они могли наблюдать его каждый день. Но одно дело видеть предмет издали и как бы из-за решетки, а другое — почти на свободе. Всякое дерево, всякая веточка, кустик, скамеечка приобретают свою прелесть […]. По выражению лиц, по движениям можно было предполагать, что они переживали какое-то особенное состояние. Анастасия даже упала, идя по саду и озираясь по сторонам. Ее сестры рассмеялись, даже самому Николаю доставила удовольствие эта неловкость дочери. Одна только Александра Федоровна сохраняла неподвижность лица. Она величественно сидела в кресле и молчала. При выходе из сада и она встала с кресла. Оставалось перейти улицу, чтобы попасть в церковь, здесь стояла двойная цепь солдат, а за этими цепями — любопытные тоболяки и тоболячки […]. Наконец мы в церкви. Николай и его семья заняли место справа, выстроившись в обычную шеренгу, Свита ближе к середине. Все начали креститься, а Александра Федоровна встала на колени, ее примеру последовали дочери и сам Николай» (Панкратов В. С. Указ. соч. С. 35-36).

1 Русской Православной Церковью отмечался праздник:

Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня.

2 В дневнике Николая II имеется пометка: «Для того, чтобы избежать скопления народа на улице у церкви, заказали обедню в 8 час<ов>. Все обошлось хорошо, стрелки были расставлены по ограде город<ского> сада. Погода стояла плохая — холодная и сырая; все-таки много гуляли. К Алексею допустили Колю Деревенко».

Делилась впечатлениями о посещении церкви и дочь Николая II великая княжна Татьяна в письме своей крестной великой княгине Ксении Александровне от 18 сентября 1917 года: «[…] Были два раза в церкви. Ты можешь себе представить, такая это была для нас радость после 6 месяцев, т. к. Ты помнишь, какая неуютная наша походная церковь в Ц<арском> С<еле>. Здесь церковь хорошая. Одна большая летняя в середине, где и служат для прихода, и две зимние по бокам. В правом приделе служили для нас одних. Она здесь недалеко, надо пройти город<ской> сад и прямо напротив через улицу. Мама мы везли в кресле, а то ей все-таки трудно столько идти. Грустно, что у нее все время сильные боли в лице, кажется от зубов и потом от сырости. А так все остальные здоровы […]» (Письма царской семьи… С. 119-120).

3 Комиссаром В. С. Пакратовым было разрешено сыну доктора В. Н. Деревенко посещать по праздникам царевича Алексея.

4 Имеется в виду приезд в Тобольск Татьяны Евгеньевны Боткиной (дочери доктора Е. С. Боткина). Она поселилась вместе с отцом в Корниловском доме и находилась в Тобольске вплоть до гибели царской семьи. Позднее эмигрировала. Вышла замуж за офицера К. С. Мельника. Автор книги: Мельник (Боткина) Т. Е. «Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции» (Белград, 1921; М., 1993).

5 Фамилия указана ошибочно. Очевидно, имеется в виду приезд в Тобольск из Царского Села старой воспитательницы графини А. В. Гендриковой госпожи В. В. Николаевой, которая поселилась в Корниловском доме.

1 Церковный день памяти святой мученицы Людмилы

1 Церковный день памяти святых мучениц Софии, Веры, Надежды, Любови.

1 Боде Николай Львович (1859-?) — барон, гвардейский полковник, щтаб-офицер для особых поручений при гофмаршальской части Министерства Императорского Двора. Ему было поручено сопровождать посланные из Дворцового ведомства (по просьбе царской семьи) в Тобольск личные вещи, мебель, ковры и т. п., принадлежавшие Романовым.

1 Этот инцидент, возникший в связи с присылкой в губернаторский дом ящиков вина в условиях «сухого закона» военного времени, послужил поводом для направления охраной А. Ф. Керенскому 23 сентября 1917 года следующей телеграммы: «В числе присланных вещей оказались ящики с вином и спиртом, задержаны нами и уничтожены. Панкратов. Кобылинский» (ГА РФ. Ф. 1778. Oп. 1. Д. 279. Л. 4).

Следует заметить, что инцидент получил свое дальнейшее развитие. Некоторые усматривали в этом событии попытку контрреволюционного заговора. В итоге все негативно отразилось на положении царской семьи. Николай II отметил в дневнике: «24-го сентября. Воскресенье. Вследствие вчерашней истории нас в церковь не пустили, опасаясь чьей-то возбужденности. Обедницу отслужили у нас дома. День стоял превосходный. 11° в тени с теплым ветром. Долго гулял, поиграл с Ольгой в городки и пилил […].

25-го сентября. Понедельник. Дивная тихая погода, 14° в тени. Во время прогулки комендант, поганый помощник комиссара, прапорщик Никольский и трое комитетских стрелков осматривали помещения нашего дома с целью отыскать вино. Не найдя ничего, они вышли через полчаса и удалились. После чая начали переносить к нам вещи, прибывшие из Царского Села».

Известно, что в этот день императрица Александра Федоровна написала письмо великой княгине Ксении Александровне в Крым, в котором сообщала: «Все здоровы,—сама сильно уже 6 нед<ель> страдаю невралгией в лице и зубными болями, очень мучительно и почти всю ночь не сплю. Все жду дантиста,— позволения его позвать все нет. Живем тихо, хорошо устроились — хотя далеко от всех — отрезаны, но Бог милостив […]» (Письма царской семьи… С. 127).

1 Имеется в виду повесть русского писателя Н. С. Лескова «Запечатленный ангел».

2 В Тобольск приехал Глеб Евгеньевич Боткин, младший сын лейб-медика Е. С. Боткина, который вместе с отцом поселился в доме купца Корнилова. После гибели царской семьи и отца он эмигрировал из России.

3 Эта пометка в дневнике, очевидно, означает, что Александра Федоровна и члены ее семьи получили письма почтой от родственников и приближенных.

4 Великая княгиня Елизавета Федоровна (1864-1918), старшая сестра императрицы Александры Федоровны.

5 Имеется в виду мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна (1847-1928), урожденная датская принцесса, дочь короля Христиана IX, с 1866г. супруга Александра III. После Февральской революции вместе с дочерью великой княгиней Ксенией Александровной и великим князем Александром Михайловичем находилась на положении ссыльных в Крыму. В конце марта 1919г. эмигрировала из России, жила в Дании.

6 Имеется в виду младшая сестра Николая П великая княгиня Ольга Александровна (1882-1960), которая в этот период вместе с семьей находилась в Крыму.

7 Имеется в виду сестра Николая II великая княгиня Ксения Александровна (1875-1960), жена великого князя Александра Михайловича, которая вместе с семьей находилась в ссылке в Крыму. В конце марта 1919 г. эмигрировала из России. Умерла в Лондоне.

Эта пометка в дневнике, очевидно, означает, что великая княгиня Ксения Александровна прислала письмо племяннице Анастасии.

8 Очевидно, имеется в виду тетя Ольга, вдова греческого короля Георга I, великая княгиня Ольга Константиновна (1851-1926).

9 Имеется в виду обер-гофмейстерина императрицы, княгиня Елизавета Алексеевна Нарышкина.

1 С 25 сентября 1917 года в Губернаторском доме начались регулярные уроки с царскими детьми. Обучение по основным предметам взяли на себя: Николай II — русская и военная история, Александра Федоровна — Закон Божий и священная история, а также занятия по немецкому языку, князь Татищев — русский язык, П. Жильяр и С. Гиббс — французский и английский языки, Боткин — биология, графиня Гендрикова — древняя история. Позднее Битнер стала давать уроки географии и литературы, а учитель местной гимназии Батурлин — занятия по математике.

2 Фамилия комиссара Панкратова написана в скобках, т. к. Александра Федоровна, очевидно, не была уверена, что это распоряжение исходило от него. П. Жильяр писал в воспоминаниях: «Панкратов был человек довольно образованный, мягкий, тип сектанта-фанатика. Он произвел на Государя хорошее впечатление и впоследствии полюбил детей. Но Никольский был настоящее животное, деятельность которого оказалась в высшей степени пагубной. Ограниченный и упрямый, он ежедневно изощрялся в измышлении новых оскорбительных притеснений. С самого своего приезда он потребовал от полковника Кобылинского, чтобы нас заставили сняться. Когда последний ему возразил, что это излишне, так как все солдаты нас знали — они были те же, которые караулили нас в Царском Селе,— он ему ответил: „Прежде нас принуждали сниматься, теперь их черед». Пришлось пройти через это, и с тех пор у нас были удостоверения личности за номерами, снабженные фотографиями» (Жильяр П. Указ. соч. С. 184).

1 Николай II записал в дневнике: «День рождения дорогой Мама и 23-я годовщина нашей свадьбы! В 12 час<ов> был отслужен молебен; певчие путали и сбивались, должно быть, не сделали спевки. Погода была солнечная, теплая и с порывистым ветром. За дневным чаем я перечитываю свои прежние дневники — приятное занятие».

2 Имеется в виду день крещения старшей дочери Николая II великой княжны Ольги Николаевны, которая родилась 3 ноября 1895 г.

3 Имеется в виду день рождения матери Николая II, вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

1 Здесь Александра Федоровна указывает даты перехода на летнее и зимнее время, которые устанавливались распоряжением правительства. Так называемое зимнее время вводилось с 26 ноября 1917 г.

1 Николай II записал в дневнике: «В 8 час<ов> пошли к обедне. Сегодня Георгиевский праздник. Для кавалеров город устроил обед и прочие увеселения в народном доме. Но в составе нашего караула от 2-го полка было несколько георг<иевских> кавал<еров>, кот<орых> их товарищи не кавалеры не пожелали подсменить, а заставили идти по наряду на службу — даже в такой день! Свобода!!! Гуляли долго и много, погода мягкая». Следует заметить, что Николай II был награжден Георгиевским крестом IV степени.

1 Николай П записал в дневнике: «Алике и Алексей не пошли с нами к обедне из-за мороза — было -16°. Все утро репетили (так в тексте, правильно: репетировали.— Сост.) наши пьесы в зале, где с помощью множества ширм и всякой мебели устроили нечто вроде сцены. Вечером все это опять было убрано. Гуляли, пока было светло. Во время безика теперь читаю вслух „Накануне» Тургенева».

1 Имеется в виду приезд из Петрограда в Тобольск приближенных императрицы: камер-юнгферы Магдалины Францевны (Мадлен) Занотти, комнатных девушек Анны Павловны Романовой и Анны Яковлевны Уткиной. В дальнейшем с помощью А. П. Романовой и А. Я. Уткиной фрейлине А. А. Вырубовой удалось установить нелегальную связь с царской семьей.

2 Известно, что Александра Федоровна написала в этот день рождественскую поздравительную открытку Ю. А. (Лили) Ден. (См.: Письма царской семьи… С. 160.)

3 Имеется в виду Зинаида Сергеевна Толстая (урожденная Бехтеева), сестра известного поэта С. С. Бехтеева, жена полковника Кавалергардского полка Петра Сергеевича Толстого. Семья Толстых вместе с императрицей и великими княжнами помогала раненым в госпиталях Царского Села, после революции они уехали в Одессу и поддерживали переписку с Романовыми. Позднее поздравительная открытка Александры Федоровны к Рождеству и Новому году, адресованная 3. С. Толстой, была опубликована. (См.: Русская летопись. Кн. 1. С. 143.)

4 Александра Федоровна написала поздравительную открытку фрейлине Маргарите Сергеевне Хитрово, которая позднее была опубликована. (См.: Письма царской семьи… С. 161.)

1 В этот день были тезоименины Николая II, который записал в дневнике: «Мои именины провели спокойно и не по примеру прежних лет. В 12 час<ов> был отслужен молебен. Стрелки 4-го полка в саду, бывшие в карауле, все поздравили меня, а я их — с полковым праздником. Получил три именинных пирога и послал один из них караулу […]».

В письме Александры Федоровны к А. А. Вырубовой от 8 декабря 1917г. говорилось: «Пишу, отдыхая до обеда, камин горит, маленькая собачка „Джимми» Твоя лежит рядом, пока ее хозяйка (великая княжна Анастасия Николаевна.— Сост.) на рояле играет. 6-го Алексей, Мария и Жилик (П. Жильяр.— Сост.) играли маленькую пьесу, очень мило — другие все учат различные французские сценки, развлеченье и хорошо для памяти. Вечера проводим со всеми вместе, в карты играем, иногда Он (Николай II.— Сост.) нам читает вслух, и я вышиваю. Очень занята весь день заготовкой к Рождеству, вышиваю и ленточки по-прежнему рисую и карточки, и уроки с детьми, так как священника к нам не пустят для уроков, но я эти уроки очень люблю […]. 6-го был молебен, не позволили идти в церковь (боялись чего-то). Я уже 2 недели не была. Не выхожу при таком морозе из-за сердца, но все-таки тянет сильно в церковь […]» (Танеева (Вырубова) А. А. Указ. соч. С. 149-151; Русская летопись. Кн. 4. С. 200-204).

2 Одним из немногих развлечений царской семьи были постановки домашних спектаклей и пьес, преимущественно на французском или английском языке. Они ставились под руководством П. Жильяра и С. Гиббса, которые проявили себя искусными режиссерами. В этих постановках чаще всего исполнителями были царские дети:

Татьяна, Мария и Алексей, реже — Ольга и Анастасия. Случалось, что в них принимали участие и другие «обитатели» Губернаторского дома, в том числе и Николай II. Первый спектакль состоялся 6 декабря 1917г., последующие известные нам — 14, 21 и 28 января, 4, 11, 18 и 25 февраля 1918г. (все даты по старому стилю). Программы домашних спектаклей были написаны рукой Николая II, Александры Федоровны или Татьяны Николаевны. Подобные постановки доставляли много удовольствия их участникам и зрителям. Так, например, б декабря 1917 г. Николай II записал в дневнике: «Вечером Мария, Алексей и м<истер> Жильяр сыграли очень дружно маленькую пьесу „Флюиды Джона»; много смеху было».

1 Имеются в виду горничные императрицы А. Я. Уткина и А. П. Романова, которые 5 декабря приехали из Петрограда в Тобольск. Комиссар В. С. Панкратов отказал им в доступе к царской семье под предлогом того, что «число прислуги достаточно». Они вынуждены были искать квартиру в городе.

1 Вероятно, Александра Федоровна получила известие о приезде баронессы Софьи Карловны (Изы) Буксгевден, которая из-за болезни на некоторое время оставалась в Петрограде и добилась разрешения на приезд в Тобольск к царской семье.

1 В этот день были тезоименины великой княжны Анастасии. Николай II записал в дневнике: «Отпраздновали именины Анастасии молебном в 12 ч<асов>. Днем работали над горкой и пилил дрова. После чая сделали репетицию».

1 Имеется в виду Навечерие Рождества Христова (Рождественский сочельник).

Николай II записал в дневнике: «Утром сидел у дантистки. В 12 час<ов> была отслужена в зале обедница. До прогулки готовили подарки для всех и устраивали елки. Во время чая — до 5 час<ов> — пошли с Алике в караульное помещение и устроили елку для 1-го взвода 4-го полка. Посидели со стрелками, со всеми сменами до 5 ½  ч<аса>. После обеда была елка Свите и всем людям, а мы получили свою до 8 час<ов>. Всенощная была очень поздно, началась в l0 ¼ , т. к. батюшка не успел прийти из-за службы в церкви. Свободные стрелки присутствовали».

Великая княжна Ольга Николаевна в письме к М. С, Хитрово делилась своими впечатлениями о празднике: «Вот уже и Праздники. У нас стоит в углу залы елка и издает чудный запах, совсем не такой, как в Царском [Селе]. Это какой-то особый сорт и называется „бальзамическая елка». Пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола. Украшений нет, а только серебряный дождь и восковые свечи, конечно церковные, т. к. других здесь нет. После обеда, в сочельник, раздавали всем подарки, большею частью разные наши вышивки […]. Всенощная была около 10-ти вечера, и елка горела. Красиво и уютно было. Хор был большой и хорошо пели, только слишком концертно […]» (Письма царской семьи… С. 200).

2 Александра Федоровна с грустью упоминала об этом инциденте в письме к М. М. Сыробоярской от 26 декабря 1917 года: «Немного устала: очень много пришлось вышивать, рисовать и т. д., чтобы все приготовить. Кончили вовремя, 24-го в 9 часов была елка для всех наших людей, в 9 ½  всенощная, у елки так было красиво, но грустно за далеких друзей […]. Наших женщин не пускают, а одна бывшая фрейлина (баронесса С. К. Буксгевден), которая осталась из-за операции, мы все ее ждали, приехала с бумагами — позволением. Приехала, и не пускают к нам. Сидит в другом доме. Очень это несправедливо. Бедные люди. Грустные праздники […]» (Скорбная памятка. С. 61).

3 В воспоминаниях П. Жильяра имеется описание этого знаменательного дня: «Так мы дожили до Рождества. Государыня и великие княжны в течение долгого времени собственноручно готовили по подарку для каждого из нас и из прислуги. Ее Величество раздала несколько шерстяных жилетов, которые сама связала: она старалась таким образом выразить трогательным вниманием свою благодарность тем, кто остался им верен.

24 декабря старого стиля священник пришел служить всенощную на дом: все собрались затем в большой зале, и детям доставило большую радость преподнести предназначенные нам „сюрпризы». Мы чувствовали, что представляем из себя одну большую семью; все старались забыть переживаемые горести и заботы, чтобы иметь возможность без задних мыслей, в полном сердечном общении наслаждаться этими минутами спокойствия и духовной близости […]» (Жильяр П. Указ. соч. С. 190).

1 Церковный праздник: Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Николай II записал в дневнике: «К обедне пошли в 7 час<ов> в темноте. После литургии был отслужен молебен пред Абалацкой иконой Божьей Матери, привезенной накануне из монастыря в 24 верстах отсюда. Во время прогулки зашли еще раз в караульное помещение. Днем работал со снегом […]».

2 Чудотворная икона Знамения Божией Матери принадлежала Абалацко-Знаменскому мужскому монастырю, основанному в 1783 году, расположенному на правом берегу Иртыша, в 26 верстах от Тобольска, в селе Абалак (Абалацкое). Икона была доставлена для церковной службы по распоряжению епископа Гермогена.

Однако праздник был омрачен инцидентом, произошедшим во время богослужения в церкви. П. Жильяр так описывает случившееся: «На следующий день — праздник Рождества Христова, и мы отправляемся в церковь. По указанию священника дьякон провозгласил многолетие (молитва о продлении дней императорской фамилии). Это было неблагоразумно со стороны священника и могло только повлечь за собою репрессии. Солдаты со смертными угрозами требовали смены священника. Этот инцидент омрачил светлые впечатления, которые должны были сохранить об этом дне. Он окончился для нас новыми притеснениями, и надзор за нами стал еще более строгим» (Жильяр П. Указ. соч. С. 191).

Тобольский Совет требовал ареста виновных священников и ужесточения режима заключения Романовых. Однако епископ Гермоген не дал своих священников в обиду и отправил их на некоторое время из Тобольска в один из монастырей. На запрос депутатов Совета по поводу произошедшего Гермоген в письменной форме дал обстоятельный ответ, в котором подчеркнул, что, во-первых, «Россия юридически не есть республика, никто ее таковой не объявлял и объявить не правомочен, кроме предполагаемого Учредительного собрания»; во-вторых, «по данным Священного Писания, государственного права, церковных канонов и канонического права, а также по данным истории находящиеся вне управления своей страной бывшие короли, цари и императоры не лишаются своего сана, как такового, и соответственных им титулов», и в связи со сказанным в поступке духовника Романовых, отца Алексея, «ничего предосудительного» он не усмотрел. (См.: Буранов Ю. А., Хрусталев В. М. Гибель императорского дома. М., 1992. С. 167-168.)

1 Травма П. Жильяра имела свою предысторию. Накануне Рождества выпало много снега. Неизвестно, кто первый подал мысль построить ледяную горку, но ее с восторгом встретили царские дети. Под руководством П. Жильяра они несколько дней усердно таскали снег и складывали из него гору. В дневниках и письмах царской семьи этому развлечению детей уделено много места. Сам же Пьер Жильяр пострадал от этой затеи. Так, великая княжна Татьяна Николаевна в письме к своему учителю П. В. Петрову с восторгом сообщала: «Во дворе у нас устроена маленькая горка. Когда наскучит ходить взад и вперед, то скатываемся с нее, часто бывают очень смешные падения. Так раз Жилик (П. Жильяр) оказался сидящим на моей голове. Я его умоляла встать, а он не мог, потому что подвернул себе ногу и она болела. Кое-как я вылезла. Ужасно было глупо и смешно, но ему все-таки пришлось пролежать несколько дней из-за ноги. Другой раз я спускалась с горы задом и страшно треснулась затылком об лед. Думала, что от горы ничего не останется, а оказывается, ни она, ни голова не лопнули, и даже не болело […]» (ГА РФ. Ф. Б П. Оп. 1. Д. 71. Л. 130-131 об.).

1 Николай II записал в дневнике: «Тихий ясный день. У Алексея слегка распухла щикол<от>ка, и он пролежал в кровати. Много гуляли, дочери выходили и после обеда».

2 Имеется в виду преследование священника Алексея Васильева Тобольским Советом за провозглашение во время богослужения многолетия императорской семье.

1 В дневнике Николая II имеется пометка: «К вечеру Алексей встал, т. к. мог надеть сапог. После чаю разошлись до наступления Нового года. Господи! Спаси Россию! (Далее знак креста.— Сост.)))

2 Предположительно, Александра Федоровна отправила почтовую карточку, седьмую по счету, в адрес полковника А. В. Сыробоярского через горничную Нюту (Анну Уткину).